Признание Теда Банди в убийстве Джорджанны Хокинс.

Тед написал что-то на клочке бумаге и прошептал: “Окей, я только что написал, что голова Хокинс была отрезана, отнесена вверх по дороге на 25-50 ярдов и захоронена примерно в 10 ярдах к западу от дороги на каменистом склоне холма. Ты услышал, что я сказал?” В ответ на нетерпеливый вопрос детектива о том, каким инструментом была отрезана голова девушки, Тед ничего не произнес, а лишь написал на листке: “Ножовкой”.

После этого Банди, зажмурив глаза, начал рассказ о том, как он похитил Джорджанну: “Я не помню, какой день недели тогда был – наверное, четверг. 11 или 12 часов вечера, не знаю точно. Скорее всего, ближе к 12. Стояла довольно хорошая погода. Около полуночи я находился в переулке позади женского и мужского общежитий. Я шел на костылях, неся в руках портфель, а навстречу мне шла девушка. Я видел, как она остановилась на мгновенье и затем продолжила движение в мою сторону. Где-то на полпути я столкнулся с ней и попросил помочь мне донести портфель. Она согласилась, и мы направились к 47-ой улице. Там была грязная, не освещенная парковка, где и стояла моя машина. Когда мы подошли к машине, я ударил ее ломом, и она потеряла сознание. Я надел на нее наручники, положил ее со стороны пассажирского сиденья и поехал прочь (лом и наручники были припрятаны позади машины.) Я направился к шоссе. К тому времени она уже начала приходить в сознание. Я переехал через мост, пересек Мерсер Айленд, проехал на восток мимо города Иссакуа, въехал на холм, затем двинулся вниз по дороге и, наконец, добрался до заросшей травой местности. Я припарковался, вытащил ее из машины и снял наручники… Мы подошли, вероятно, к самой тяжелой части. Надеюсь, ты понимаешь, что мне нелегко рассказывать об этом по прошествии стольких лет”.

Тед тяжело вздохнул и продолжил: “Одна из причин, по которой мне трудно говорить об этом, заключается в том, что к тому моменту она очнулась и принялась говорить о всяких вещах. Хах, это забавно… Вернее, не забавно, а странно, что люди могут сказать, находясь в таком положении. Она сказала, что на следующий день у нее должен был быть тест по испанскому языку, и она подумала, что я взял ее с собой для того, чтобы подготовить к этому тесту. Это было довольно странно… Короче, я снова ударил ее, задушил и оттащил примерно на 10 ярдов к небольшой рощице”.

“Чем ты ее задушил?” - “Веревкой” - “Веревкой?” - “Старым куском веревки”, - мягко и несколько смущенно ответил Банди.

Тед опустил наиболее интимные подробности того, что происходило между часом ночи и рассветом. Вместо этого он принялся рассказывать о своем внутреннем состоянии в то раннее утро после убийства: “Я положил вещи в машину. К тому времени почти рассвело. Солнце вставало. Я вернулся к своему обычному состоянию. Конкретно в то утро я был шокирован и напуган до смерти. Я был просто в ужасе. Ко мне пришло осознание того, что же произошло; словно я вырвался из лихорадки или чего-то в этом роде. Я ехал на восток по трассе I-90, выбрасывая на ходу из окна вещи: одежду, обувь и так далее”.

“Когда ты снял с нее все это?” - спросил детектив. – “Что?” - “Обувь, одежду” - “В самом начале, сразу после того, как вытащил ее из машины”.

“Ты помнишь, в чем она была одета в ту ночь?” - осторожно спросил детектив. – “Да. Она была в белых лакированных сабо, в широких синих брюках, в коротком топе и рубашке, завязанной узлом на животе” - “И где это все осталось?” - “Вдоль обочины. В тот момент я был охвачен ужасом. Я пребывал в состоянии паники, и мне нужно было как можно быстрее избавиться от каждой вещи, напоминающей мне о том, что произошло. Я не хотел везти их домой, не хотел находиться среди этих вещей”.

На вопрос Боба Кеппеля о том, выбросил ли он тогда что-то из своих вещей, Тед ответил: “О, конечно. Я выбросил портфель и костыли… Лом, наручники – словом, все. Впоследствии я был очень зол на себя за это, так как мне пришлось покупать все заново”.

“Можешь ли ты рассказать что-нибудь такое, о чем можешь знать только ты и мы (полиция.)?” - спросил детектив, дабы удостовериться, что Тед все это время говорил правду. – “Ну…” - “Такие подробности, как про тест по испанскому, чертовски хороши, скажу я тебе” - “Да, именно его она и упомянула, если это не была лишь ее галлюцинация. Еще она сказала, что все зовут ее ‘Джордж’. А, кстати, ее брюки были скреплены булавкой, так как, судя по всему, они были ей немного великоваты”. Боб Кеппел молча наслаждался услышанным, стараясь не подавать виду. Последняя подробность была абсолютным подтверждением того, что Тед не лгал.

Наконец, детектив задал один из главных вопросов: “Когда ты отрезал голову?”. “Где-то через три дня”, - ответил Тед, смотря на детектива так, словно хотел проверить, верит ли тот его словам. К слову, Кеппел был убежден, что Тед лжет. Он пребывал в полной уверенности, что Банди отрезал голову в первый же день, после чего увез ее к себе домой. Пытаясь заставить Теда объяснить свои действия, детектив спросил, возвращался ли он на место преступления до того, как отрезал голову. “Ага, - сказал Банди. – На следующий день”. “И что же ты делал там на следующий день?” - с сарказмом спросил Кеппел, понимая, что Тед решил умолчать об акте некрофилии. Неубедительно и запинаясь, Банди ответил: “Я вернулся лишь для того, чтобы проверить место преступления и убедиться, что я ничего там не оставил. Знаешь, у меня было ощущение, что, возможно, и ее самой могло там не быть… что я, возможно, даже не убил ее”.

“Не могу припомнить, нашел я там что-либо или нет, - продолжал Тед, - но мне нужно было убедиться. Я не мог найти одну из ее туфель, и я думал, что она там. Но ее там не оказалось. Так что на следующий день я сел на велосипед и отправился на ту маленькую стоянку. Я знал, что к этому времени там должно было быть полно полицейских, и я был на нервах – и сейчас скажу, почему. Дело в том, что в день преступления там была припаркована моя машина, и кто-то мог видеть ее. К тому же там могли найти что-то, что указало бы на мою причастность к исчезновению девушки. Итак, к пяти часам дня я вернулся на парковку и нашел там серьги и одну туфлю. Я тайком подобрал их и уехал прочь”.