ТЕРЕМ-ТЕРЕМОК

Стоит теремок, не закрыт на замок,
над жёлтой трубой серебрится дымок.
Стоит теремок – совершенно пустой,
и просит, и манит к себе на постой.
Деревья колышутся, птички поют,
повсюду прохлада, покой и уют.

Однажды пришёл к теремку человек
по имени Хаим и стал на ночлег.
Его, всем врагам и невзгодам назло,
еврейское счастье сюда привело.
Тут печка, и стол, и диван, и кровать,
и всё остальное, чтоб жить-поживать.
Всё это оставить? Какого рожна?..
Еврею такая жилплощадь нужна!
Он не был ни Буш, ни Барак, ни Ширак,
но рюмочку выпить – совсем не дурак!
И надо добавить – он не забывал
воскликнуть ”Лехаим!”, когда выпивал.

И вот, от людской суеты вдалеке,
наш Хаим, как зюзя, живёт в теремке.
Живёт и не тужит, вокруг – ни души.
Попробуй его этой сказки лиши!
Одно лишь несчастье – что он одинок…

Но как-то, в один непогожий денёк
незваная гостья стоит у ворот.
”Кто, кто, – говорит, – в теремочке живёт?”
”Я – Хаим-лехаим, всю жизнь выпивал.
А ты кто такая и кто тебя звал?”
”Я – Бруха-стряпуха, бальзаковских лет,
я стряпаю всё – от борща до котлет.
Я платье порвала, и плащ мой намок.
Пусти меня, бедную, в свой теремок!
Я буду готовить, как только смогу,
и юх мит фасолис, и плов, и рагу”.
У Хаима – доброе сердце в груди,
он Брухе сказал: ”Не горюй, заходи!
Нам главное – было бы, что пожевать,
и будем с тобою мы жить-поживать!”

И вот они вместе, и тих теремок,
над жёлтой трубой серебрится дымок,
деревья колышутся, птички поют,
повсюду прохлада, покой и уют,
и Хаим-лехаим ложится в гамак,
а Бруха-стряпуха готовит форшмак.
Цветы всевозможные радуют взгляд…

Но как-то под вечер выходят, глядят:
молодка-красотка стоит у ворот.
”Кто, кто, – говорит, – в теремочке живёт?”
”Я – Хаим-лехаим, сидим, отдыхаем.
Я – Бруха-стряпуха, ещё не старуха.
А ты кто такая, праматерь твою?”
”Я – Дора из хора, я песни пою.
Больна, голодна, вся я – нервов комок!
Пустите несчастную в свой теремок!
Хотите – спою вам ”Голубка моя”?
Хотите – Алябьева про соловья?”
”У нас теремок, не театр Большой!
Но мы тебя примем с открытой душой.
Давай заходи, прекрати горевать,
и будем с тобою мы жить-поживать”.

И вот они трое живут в теремке:
вот Хаим-лехаим лежит в гамаке,
вот Бруха-стряпуха готовит компот,
а Дора из хора романсы поёт.
Деревья колышутся, ходики бьют,
повсюду прохлада, покой и уют…

Но видят однажды: стоит у дверей
какой-то замученный жизнью еврей –
глаза полусонные, впалый живот.
”Кто, кто, – говорит, – в теремочке живёт?”
”Я – Хаим-лехаим, сидим, отдыхаем.
Я – Бруха-стряпуха, ещё не старуха.
Я – Дора из хора, пою, как Сикора.
У нас тут прохлада, уют и покой.
Мы – мирные люди. А ты кто такой?”
”Я – Ошер-не кошер, природы венец,
я ем по субботам свиной холодец!
Такая привычка мне свыше дана,
зато я ни водки не пью, ни вина,
но счастья простого добиться не смог.
Пустите меня в этот ваш теремок!”
”Ну-ну, – говорят ему трое, – ну-ну!
Тебе холодец мы не ставим в вину.
Давай заходи, будем счастье ковать,
и будем с тобою мы жить-поживать”.

И вот они славно живут вчетвером,
ни ссор, ни обид – не опишешь пером,
и тихое счастье царит в теремке:
вот Хаим-лехаим лежит в гамаке,
вот Бруха-стряпуха готовит компот,
вот Дора из хора романсы поёт,
а Ошер-не кошер – вообще молодец:
он ест по субботам свиной холодец.

Но времени ход угадать не дано,
и новая гостья стучится в окно,
с кошёлкой в руке и, жуя бутерброд,
”Кто, кто,– говорит, – в теремочке живёт?”
”Я – Хаим-лехаим, сидим, отдыхаем.
Я – Бруха-стряпуха, ещё не старуха.
Я – Дора из хора, пою, как Сикора.
Я – Ошер-не кошер, явился непрошен.
Как братья и сёстры, живём в теремке!
А ты кто такая с кошёлкой в руке?”
”Я – Сарра с базара, продукты несу –
капусту, морковку, салат, колбасу,
зелёный горошек и свежий творог.
Пустите с кошёлкой меня в теремок!”
”Пустить бы не грех, но такие дела –
жилплощадь у нас, к сожаленью, мала.
Давай заходи, разместим как-нибудь!
Ты только кошёлку свою не забудь!
Не надо, голубушка, переживать,
и будем с тобою мы жить-поживать!”

Живут-поживают, шумит теремок,
над жёлтой трубой серебрится дымок,
и печка гудит на знакомый мотив –
типичный еврейский кооператив.
Ой, сладкая жизнь! Ой, синица в руке!
Вот Хаим-лехаим лежит в гамаке,
вот Бруха-стряпуха готовит компот,
вот Дора из хора романсы поёт,
вот Ошер-не кошер плюёт в потолок,
а Сарра с базара стирает чулок.

Деревья колышутся, тихо вокруг…
Но вдруг (как вам нравится это ”но вдруг”?)
является некто во всём голубом,
на нём кобура и фуражка с гербом.
”А ну, – говорит, – православный народ,
кто, кто в теремке без прописки живёт?”
”Я – Хаим-лехаим, сидим, отдыхаем.
Я – Бруха-стряпуха, ещё не старуха.
Я – Дора из хора, пою, как Сикора.
Я – Ошер-не кошер, явился непрошен.
Я – Сарра с базара, всем прочим не пара.
А ты кто такой?” ”Это я кто такой?
Закон охраняю, служу день-деньской.
Вселились нахально сюда под шумок!
Да тут синагога, а не теремок!
Живут задарма, и прописки нэма,
вы что, – говорит, – посходили с ума?
А ну, – говорит, – выметайтесь на свет,
жидовские морды, житья от вас нет,
не то вам такое сейчас зададут!
Хорошие люди поселятся тут:
Гордеева Роза из горкоммунхоза,
Сергеева Тома из горисполкома,
полковник Лопата из военкомата,
Валера Шевчук – коммунист, ****,
уж вашему брату он спуску не даст,
Дуняша-милаша, и Вера-холера,
и Ксюха-писюха из психдиспансера,
а также Иван Тимофеич Блинов –
большой человек, кавалер орденов!..”

…Стоит теремок, не закрыт на замок,
над жёлтой трубой серебрится дымок.
Деревья колышутся, птички поют,
повсюду прохлада, покой и уют.
Но слышишь – звучит милицейский свисток,
наш поезд уходит на Ближний Восток!..
Кончается сказка. Кончается бред.
Стоит теремок, только нас уже нет.
Но призраки наши живут в теремке:
там Хаим-лехаим лежит в гамаке,
там Бруха-стряпуха готовит компот,
там Дора из хора романсы поёт,
там Ошер-не кошер плюёт в потолок,
а Сарра с базара стирает чулок…
#сагаловский