19 июн в 08:30 
_837_RaHoWa 
:
_837_RaHoWa : Наполеон
Зло, которым был Наполеон
Миновало уже более 200 лет со времени Отечественной войны с Наполеоновской империей, радикально повлиявшей не только на историю России, но и всей Европы, а вслед за Европой, и всего мира. Однако стоит заметить, что в восприятии этой великой войны в наше время уже нет того трагического величия, которое так остро переживалось её современниками и ещё сохранялось в русской литературе XIX века. С одной стороны, это забвение можно объяснить неумолимым ходом времени, притупляющим переживания прошлого, к коему никто из живущих вроде бы уже не имеет никакого отношения. Особенно в наши дни, когда не каждый школьник может ответить на вопрос, кем был Ельцин или Горбачев, а уж кем был Наполеон Бонапарт (1769-1821) или как звали русского царя, победившего Наполеона, – это уже информация из области палеонтологии. Но с другой стороны, одним лишь ходом времени объяснить это забвение нельзя, ведь сколько бы ни культивировался трагизм какого-либо исторического события, если в доминирующей культурной парадигме самого общества это событие лишено какой-либо внятной оценки, то не стоит удивляться его забвению.
Говоря о великой войне 1812 года, необходимо учитывать одно принципиально важное обстоятельство, без которого невозможно понять весь объем исторических смыслов этой войны. Дело в том, что война 1812 года не была лишь очередным противостоянием между Россией и каким-либо её агрессивным соседом, из которого Россия вышла победителем и только поэтому русские патриоты должны были бы эту победу приветствовать. Более того, хотя это была первая в истории война между Россией и Францией, её содержание вовсе не сводится к какому-то частному геополитическому конфликту между этими европейскими державами, – да и какой, по большому счету, мог быть конфликт между Францией и Россией, если между ними никогда не было не только общей границы, но даже каких-либо промежуточных территорий, на которые бы претендовали обе монархии? Обращаясь к геополитике, можно только заметить, что у Франции и России были только общие противники в Европе, а именно Германия на континенте и Англия на море, так что едиными усилиями Париж и Петербург вполне могли бы “с двух сторон” сдерживать чрезмерные аппетиты и той, и другой державы. Однако французский император объявил войну России, дошел через всю Европу до Москвы, потерпел здесь величайшее из всех своих моральных поражений и, подгоняемый русской армией и русскими партизанами, возвратился домой. Вся эта история была бы невозможна, если бы этого императора не звали – Наполеон Бонапарт, и если бы его политика ограничивалась только лишь национальными интересами Франции.
Стоит заметить, что сам образ Наполеона в отечественной культуре претерпел весьма странную, на первый взгляд, аберрацию. Откровенный агрессор, ради которого русским пришлось оставить и сжечь Москву, и коего иначе как “антихристом” и “бичем народов” многие современники не называли, после своей смерти в восприятии европейских аристократов сохранил прежний загадочный флер и настоящий героический авторитет, вплоть до того, что даже дома русских дворян часто украшали его изящные бюстики, и редкий певец романтической поры не вложился в возрождение его двусмысленного культа. Достаточно вспомнить самого Пушкина, который на смерть Наполеона в 1821 году написал стихотворение, начинающееся словами, – “Угас великий человек”, – и завершающееся восьмистишием:
Да будет омрачен позором
Тот малодушный, кто в сей день
Безумным возмутит укором
Его развенчанную тень!
Хвала! он русскому народу
Высокий жребий указал
И миру вечную свободу
Из мрака ссылки завещал”.
Если у этого имиджа “великого освободителя” возникала какая-то альтернатива, то это был образ обаятельного опереточного толстячка в треуголке, призванного забавлять людей подобно ярмарочному шуту-карлику из фильма “Сибирский цирюльник”. Нескрываемый восторг и настоящее благоговение по отношение к Наполеону, если чем-то и сменялись, так это доброжелательной улыбкой, какую только и мог вызвать Бонапарт в ипостаси, например, главного героя “Мертвых душ”: “Из числа многих, в своем роде сметливых предположений было, наконец, одно, странно даже и сказать, что не есть ли Чичиков переодетый Наполеон. <…> Конечно, поверить этому чиновники не поверили, а, впрочем, призадумались и, рассматривая это дело каждый про себя, нашли, что лицо Чичикова, если он поворотится и станет боком, очень сдает на портрет Наполеона. Полицеймейстер, который служил в кампанию двенадцатого года и лично видел Наполеона, не мог тоже не сознаться, что ростом он никак не будет выше Чичикова и что складом своей фигуры Наполеон тоже нельзя сказать чтобы слишком толст, однако ж и не так чтобы тонок.”… Наполеон карикатур и анекдотов начал постепенно вытеснять прежнего кумира, а его имя стало напоминать разве что о завсегдатаях психиатрических лечебниц и кулинарном лакомстве с одноименным названием. В одном случае восхищение, в другом – ирония, но в любом случае – улыбка, в любом случае – позитивные эмоции, как будто не было ни сотен тысяч жертв по всей Европе, ни континентальной блокады Англии, ни Аустерлица, ни Бородина, ни опустевшей Москвы и оскверненных храмов Кремля.
Империя Модерна
Как могла произойти эта инверсия? Война 1812 года для России XIX века была подобна обеим мировым войнам в веке XX-м, но почему сегодня невозможен торт “Гитлер”, но зато вполне по вкусу торт “Наполеон”? Потому что, в отличие от Гитлера, Наполеон не воспринимается современностью как воплощение зла и не воспринимается так именно потому, что он был одним из творцов самой современности. Оказывая сопротивление Наполеону, Россия в 1812 году сопротивлялась именно тому историческому процессу, который привел к диктату секулярно-либеральной идеологии Евросоюза, выставляющей себя как конечную вершину мирового “прогресса” и логический итог истории Запада. Для грядущей победы либеральной идеологии Наполеон сделал не меньше, чем Ленин для коммунистической революции, причем, в ту эпоху, когда либеральные и левые аспекты революционного движения в Европе практически не различались. И только лишь потому его имя сегодня не пишут золотыми буквами среди других идеологов и вождей “мирового прогресса”, что для большинства народов Европы он выступал как чужеземный завоеватель и диктатор, а признаваться в том, что “мировой прогресс” зачастую насаждается банальным насилием и другими, совсем не “прогрессивными” методами, сегодня готовы немногие, как и 200 лет назад. Ведь если мы вдруг признаемся в том, что те “светские” и “гуманистические” ценности, на которых основано сегодня большинство политических режимов европейской цивилизации, были вовсе не выбраны в результате всеобщих и честных выборов, а именно навязаны определенными политическими силами, в том числе путем прямой военной интервенции, то “самоочевидность” этих ценностей будет подорвана, а с нею и легитимность всех “прогрессивных” властей. Поэтому современный Запад относится к Наполеону подобно тому, как относятся к престарелому герою войны в состоянии маразма, коего все очень уважают за прежние подвиги, но его уже стесняются показывать на люди.
В феномене Наполеона скрывается один важный парадокс, во многом объясняющий его личность. Явление Наполеона было логическим итогом и вершиной “Великой Французской революции” и всей истории французского “Просвещения”, для начала XIX века он был французом всех французов. Но сам Наполеон не был французом: уроженец Корсики, он думал на языке, представляющим собою диалект итальянского, и всю жизнь говорил с сильным акцентом, а ещё в юности, учась в Королевской кадетской школе в Париже, не скрывал от учителей своего корсиканского патриотизма и неприятия Франции. Это обстоятельство во многом объясняет тот факт, что Наполеон вовсе не собирался строить “Великую Францию”, да и какая может быть “Великая Франция” от Мадрида до Москвы? Наполеон был призван построить нечто большее, – великую империю Нового времени (Модерна), своего рода, эсхатологический Вавилон “Просвещения” в противоположность традиционным христианским империям. И сам Наполеон не потому готов был поддержать революционную Францию, что она была Францией, а потому что она была революционной. Когда кумир его детства, корсиканский политик Паскуале Паоли, чьим секретарем был отец Наполеона, став президентом острова в 1793 году, выступил против французской оккупации, то Наполеон отрекся от него, ведь одно дело подчиняться соседнему государству, а другое дело – оплоту мировой революции. Будущий император Франции с самого начала восхитился левыми идеями якобинцев, а после жирондистского переворота 9 термидора II года по революционному календарю (27 июля 1794 года) был арестован за свою связь с Огюстеном Робеспьером, младшим братом Максимилиана, и две недели отсидел в тюрьме, как и положено любому революционеру (заметим, что, окажись он в рядах противников самого Робеспьера, вряд ли бы он дожил до этого момента).
Захватив власть 18 брюмера VIII года (9 ноября 1799 года), Наполеон не только решил навести революционный порядок внутри самой страны, но распространить его по всему миру. Именно поэтому войска Наполеона часто встречали с цветами, а в интеллектуальных салонах по всей Европе он был желанным гостем, как “великий освободитель” всех от всех. Войска Наполеоновской империи входили в города Италии, Испании, Австрии, Пруссии, Польши, России и других стран со знаменем Французской революции и лозунгами “Свободы! Равенства! Братства!”, а какие молодые люди того времени, умеющие читать и писать, не были заражены этими идеями, кто не прошел через увлечение Вольтером или Руссо, навсегда оставшимся любимым автором Бонапарта? Между тем, насаждать идеалы “гуманизма” во Франции и за её пределами Наполеону пришлось совсем не гуманными средствами, и это был второй шок, который испытало общество после якобинского террора. Достаточно сказать, что из 73 парижских газет Наполеон закрыл 60, подчинив оставшиеся 13 государственной ценуре.
Наполеон и христианство
Для христианской Европы наполеоновскую экспансию можно было сравнить разве что с давно забытыми нашествиями варварских народов поздней Античности. Франция была первым крупнейшим секулярным государством, прямо отвергшим свои христианские корни. Уже в июне 1790 года Национальное собрание ликвидировало церковную десятину и приказало всему клиру составить “Конституционную церковь”, порвавшую с Римским престолом. Однако с этим согласилась только половина священников и всего 4 епископа, а остальным клирикам пришлось скрываться от властей, как во времена древних гонений на Церковь. Поэтому римский папа Пий VI не мог не осудить Французскую революцию, а в самой Франции к оставшемуся священству начали относиться как к пережитку “мрачного средневековья”.
Но религиозное чувство заложено в человека Самим Богом и если человек не поклоняется Богу, то он начинает поклоняться чему угодно другому. Революция стремилась отменить религию, а вместо этого создала собственную. В эпоху якобинского террора началась конкуренция сразу двух новых искусственных культов – культа “Великого Разума”, выдвигаемого радикальной партией Пьера Шометта, и культа “Верховного Существа” Максимилиана Робеспьера. В ноябре 1793 года все католические храмы страны опустошались в пользу революции и провозглашались храмами “Богини Разума”, которую изображали специальные актрисы. Например, одна оперная певица играла такую “богиню” в алтаре собора Парижской Богоматери. А в качестве жертвоприношений этой “богине”, во время празднований её культа, устраивались казни не угодивших новому режиму граждан, причем, заправлял этими казнями ими бывший священник Жосеф Фуше, ставший при Наполеоне префектом полиции. Когда же единоличным диктатором стал Робеспьер, то 8 июня 1794 года он навязал Франции новый языческий культ “Верховного Существа”, приказав всем поклоняться этому идолу, а себя объявил его “первосвященником”. Революционную власть совершенно не волновало то, что таким путем прямо нарушалась пресловутая свобода вероисповедания, и более того, культ абстрактного “Верховного Существа” был прописан в преамбуле самой “Декларации прав человека и гражданина” и эти слова остались там навсегда: “Национальное собрание признает и провозглашает перед лицом и под покровительством Верховного существа следующие права человека и гражданина” (!)… Заметим, что всё это происходило через шестнадцать лет после смерти Вольтера и Руссо, и совсем не вопреки, а благодаря их антихристианским проповедям, ведь к самим идеологам “Просвещения” поклонники новых культов относились как к своим пророкам и апостолам. Неизвестно, как бы дальше развивалась эта гражданская религия, но жирондистский переворот 9 термидора положил конец культу “Верховного Существа”, вернувшись к изначальному атеизму.
В отличие от якобинцев, годных только для разрушения и уничтоживших самих себя, Наполеон ставил своей целью создание долгосрочного оплота мировой революции в качестве мировой империи и прекрасно понимал, что порвать со “Старым миром” одним кавалерийским наскоком невозможно, а эффективнее использовать привычные традиции как политические ресурсы для укрепления собственной власти. Поэтому он не стал в директивном порядке отменять христианство или создавать новый культ, а решил заставить Католическую церковь признать его легитимность и подчиниться его интересам. История этого подчинения поражает своим цинизмом и ясно свидетельствует о том, что Бонапарт был убежденным атеистом и антихристианином.
Сначала Наполеон решил действовать против Католической церкви путем прямой интервенции: в 1790 году его генерал Бертье захватил Папскую область, заставил того самого папу Пия VI выплачивать постоянные контрибуции, а в 1798 году взял папу в плен и отправил во Францию, где он и умер на следующий год. На следующий год Наполеон решил пойти другим путем и уже новому папе Пию VII предложил подписать якобы взаимовыгодный Конкордат, сам факт которого унижал Ватикан, поскольку признать легитимность Наполеона это значит признать Французскую революцию и обессмыслить христианское сопротивление по всей Европе. Желая убедить папу в своей верности ему, Наполеон не нашел ничего лучше, как угрожать переходом в протестантизм и добился своего, – 15 августа 1801 года первый консул Франции Наполеон и римский папа Пий VI подписали тот самый Конкордат, вызвавший неизбежный ропот и среди католиков, и среди атеистов. По началу папа наивно обрадовался, ведь Конкордат ликвидировал раскольную “Конституционную церковь” во Франции, но уже через несколько дней он узнал о том, что Наполеон приложил к Конкордату т.н. “Органические статьи”, написанные им без согласования с Ватиканом. По этим статьям все публичные действия римского папы во Франции, будь то отправка папских легатов или публикация общецерковных постановлений, должны были проходить через разрешение самого Наполеона, а, кроме того, во французских семинариях предписывалось изучать “Четыре основных принципа Галликанской церкви” 1682 года, – абсолютистского проекта Людовика XIV, написанного его придворным идеологом Жаком Боссюэ. Вместе с этим было создано министерство церковной службы, жестко контролирующее всю религиозную жизнь, а апофеозом вмешательства в эту жизнь была официальная замена праздника Успения Богородицы 15 августа “Днем святого Наполеона”.
Продолжение под фото
В 1804 году Наполеон решил стать императором Франции, выступающей отныне в качестве глобальной альтернативы единственно легитимной католической империи – “Священной Римской империи” Габсбургов. Дело оставалось “за малым” – уговорить римского папу, что и добился Наполеон, обещав Пию VII отменить “Органические статьи”. Сенат призвал Наполеона принять титул императора, а всенародный плебисцит подтвердил это призвание, что окончательно сбило с толку многих революционеров, но зато понравилось самому Бонапарту. 2 декабря в соборе Парижской Богоматери Пий VII короновал Наполеона специально изготовленной короной, названной в честь своей предшественницы “короной Карла Великого” (прежние короны были разграблены в годы революции). Но что характерно для Наполеона как выразителя идей Модерна, так это возрождение античных языческих традиций вопреки христианскому Средневековью. “Корона Карла Великого” для Наполеона была такой же бутафорией на потребу христианской публике, как сам Пий VII, спешно доставленный в Париж из Рима. Куда более дорог был для него золотой лавровый венок, венец римских императоров дохристианской Античности, который он приказал сделать специально для этой коронации. Папа лишь освещал и корону, и венок на церковном алтаре, а Наполеон уже взял корону с алтаря и возложил на свою голову, а потом вдруг, к всеобщей неожиданности, снял её и надел на себя золотой венок, – чувствовать себя наследником Диоклетиана он желал больше, чем продолжателем Карла Великого.
Однако после коронации Наполеон как будто бы, действительно, поверил в свою легитимность в глазах католического населения и уже не считался с Ватиканом ни в чем. На оккупированных территориях в Германии и Италии Бонапарт подчинил своей власти все церковные приходы, а когда Пий VII посмел отказаться от участия в континентальной блокаде Англии, то Наполеон в 1809 году вновь захватил Рим, аннексировал территорию Папского государства и объявил Рим “свободным” имперским городом.
Миновало уже более 200 лет со времени Отечественной войны с Наполеоновской империей, радикально повлиявшей не только на историю России, но и всей Европы, а вслед за Европой, и всего мира. Однако стоит заметить, что в восприятии этой великой войны в наше время уже нет того трагического величия, которое так остро переживалось её современниками и ещё сохранялось в русской литературе XIX века. С одной стороны, это забвение можно объяснить неумолимым ходом времени, притупляющим переживания прошлого, к коему никто из живущих вроде бы уже не имеет никакого отношения. Особенно в наши дни, когда не каждый школьник может ответить на вопрос, кем был Ельцин или Горбачев, а уж кем был Наполеон Бонапарт (1769-1821) или как звали русского царя, победившего Наполеона, – это уже информация из области палеонтологии. Но с другой стороны, одним лишь ходом времени объяснить это забвение нельзя, ведь сколько бы ни культивировался трагизм какого-либо исторического события, если в доминирующей культурной парадигме самого общества это событие лишено какой-либо внятной оценки, то не стоит удивляться его забвению.
Говоря о великой войне 1812 года, необходимо учитывать одно принципиально важное обстоятельство, без которого невозможно понять весь объем исторических смыслов этой войны. Дело в том, что война 1812 года не была лишь очередным противостоянием между Россией и каким-либо её агрессивным соседом, из которого Россия вышла победителем и только поэтому русские патриоты должны были бы эту победу приветствовать. Более того, хотя это была первая в истории война между Россией и Францией, её содержание вовсе не сводится к какому-то частному геополитическому конфликту между этими европейскими державами, – да и какой, по большому счету, мог быть конфликт между Францией и Россией, если между ними никогда не было не только общей границы, но даже каких-либо промежуточных территорий, на которые бы претендовали обе монархии? Обращаясь к геополитике, можно только заметить, что у Франции и России были только общие противники в Европе, а именно Германия на континенте и Англия на море, так что едиными усилиями Париж и Петербург вполне могли бы “с двух сторон” сдерживать чрезмерные аппетиты и той, и другой державы. Однако французский император объявил войну России, дошел через всю Европу до Москвы, потерпел здесь величайшее из всех своих моральных поражений и, подгоняемый русской армией и русскими партизанами, возвратился домой. Вся эта история была бы невозможна, если бы этого императора не звали – Наполеон Бонапарт, и если бы его политика ограничивалась только лишь национальными интересами Франции.
Стоит заметить, что сам образ Наполеона в отечественной культуре претерпел весьма странную, на первый взгляд, аберрацию. Откровенный агрессор, ради которого русским пришлось оставить и сжечь Москву, и коего иначе как “антихристом” и “бичем народов” многие современники не называли, после своей смерти в восприятии европейских аристократов сохранил прежний загадочный флер и настоящий героический авторитет, вплоть до того, что даже дома русских дворян часто украшали его изящные бюстики, и редкий певец романтической поры не вложился в возрождение его двусмысленного культа. Достаточно вспомнить самого Пушкина, который на смерть Наполеона в 1821 году написал стихотворение, начинающееся словами, – “Угас великий человек”, – и завершающееся восьмистишием:
Да будет омрачен позором
Тот малодушный, кто в сей день
Безумным возмутит укором
Его развенчанную тень!
Хвала! он русскому народу
Высокий жребий указал
И миру вечную свободу
Из мрака ссылки завещал”.
Если у этого имиджа “великого освободителя” возникала какая-то альтернатива, то это был образ обаятельного опереточного толстячка в треуголке, призванного забавлять людей подобно ярмарочному шуту-карлику из фильма “Сибирский цирюльник”. Нескрываемый восторг и настоящее благоговение по отношение к Наполеону, если чем-то и сменялись, так это доброжелательной улыбкой, какую только и мог вызвать Бонапарт в ипостаси, например, главного героя “Мертвых душ”: “Из числа многих, в своем роде сметливых предположений было, наконец, одно, странно даже и сказать, что не есть ли Чичиков переодетый Наполеон. <…> Конечно, поверить этому чиновники не поверили, а, впрочем, призадумались и, рассматривая это дело каждый про себя, нашли, что лицо Чичикова, если он поворотится и станет боком, очень сдает на портрет Наполеона. Полицеймейстер, который служил в кампанию двенадцатого года и лично видел Наполеона, не мог тоже не сознаться, что ростом он никак не будет выше Чичикова и что складом своей фигуры Наполеон тоже нельзя сказать чтобы слишком толст, однако ж и не так чтобы тонок.”… Наполеон карикатур и анекдотов начал постепенно вытеснять прежнего кумира, а его имя стало напоминать разве что о завсегдатаях психиатрических лечебниц и кулинарном лакомстве с одноименным названием. В одном случае восхищение, в другом – ирония, но в любом случае – улыбка, в любом случае – позитивные эмоции, как будто не было ни сотен тысяч жертв по всей Европе, ни континентальной блокады Англии, ни Аустерлица, ни Бородина, ни опустевшей Москвы и оскверненных храмов Кремля.
Империя Модерна
Как могла произойти эта инверсия? Война 1812 года для России XIX века была подобна обеим мировым войнам в веке XX-м, но почему сегодня невозможен торт “Гитлер”, но зато вполне по вкусу торт “Наполеон”? Потому что, в отличие от Гитлера, Наполеон не воспринимается современностью как воплощение зла и не воспринимается так именно потому, что он был одним из творцов самой современности. Оказывая сопротивление Наполеону, Россия в 1812 году сопротивлялась именно тому историческому процессу, который привел к диктату секулярно-либеральной идеологии Евросоюза, выставляющей себя как конечную вершину мирового “прогресса” и логический итог истории Запада. Для грядущей победы либеральной идеологии Наполеон сделал не меньше, чем Ленин для коммунистической революции, причем, в ту эпоху, когда либеральные и левые аспекты революционного движения в Европе практически не различались. И только лишь потому его имя сегодня не пишут золотыми буквами среди других идеологов и вождей “мирового прогресса”, что для большинства народов Европы он выступал как чужеземный завоеватель и диктатор, а признаваться в том, что “мировой прогресс” зачастую насаждается банальным насилием и другими, совсем не “прогрессивными” методами, сегодня готовы немногие, как и 200 лет назад. Ведь если мы вдруг признаемся в том, что те “светские” и “гуманистические” ценности, на которых основано сегодня большинство политических режимов европейской цивилизации, были вовсе не выбраны в результате всеобщих и честных выборов, а именно навязаны определенными политическими силами, в том числе путем прямой военной интервенции, то “самоочевидность” этих ценностей будет подорвана, а с нею и легитимность всех “прогрессивных” властей. Поэтому современный Запад относится к Наполеону подобно тому, как относятся к престарелому герою войны в состоянии маразма, коего все очень уважают за прежние подвиги, но его уже стесняются показывать на люди.
В феномене Наполеона скрывается один важный парадокс, во многом объясняющий его личность. Явление Наполеона было логическим итогом и вершиной “Великой Французской революции” и всей истории французского “Просвещения”, для начала XIX века он был французом всех французов. Но сам Наполеон не был французом: уроженец Корсики, он думал на языке, представляющим собою диалект итальянского, и всю жизнь говорил с сильным акцентом, а ещё в юности, учась в Королевской кадетской школе в Париже, не скрывал от учителей своего корсиканского патриотизма и неприятия Франции. Это обстоятельство во многом объясняет тот факт, что Наполеон вовсе не собирался строить “Великую Францию”, да и какая может быть “Великая Франция” от Мадрида до Москвы? Наполеон был призван построить нечто большее, – великую империю Нового времени (Модерна), своего рода, эсхатологический Вавилон “Просвещения” в противоположность традиционным христианским империям. И сам Наполеон не потому готов был поддержать революционную Францию, что она была Францией, а потому что она была революционной. Когда кумир его детства, корсиканский политик Паскуале Паоли, чьим секретарем был отец Наполеона, став президентом острова в 1793 году, выступил против французской оккупации, то Наполеон отрекся от него, ведь одно дело подчиняться соседнему государству, а другое дело – оплоту мировой революции. Будущий император Франции с самого начала восхитился левыми идеями якобинцев, а после жирондистского переворота 9 термидора II года по революционному календарю (27 июля 1794 года) был арестован за свою связь с Огюстеном Робеспьером, младшим братом Максимилиана, и две недели отсидел в тюрьме, как и положено любому революционеру (заметим, что, окажись он в рядах противников самого Робеспьера, вряд ли бы он дожил до этого момента).
Захватив власть 18 брюмера VIII года (9 ноября 1799 года), Наполеон не только решил навести революционный порядок внутри самой страны, но распространить его по всему миру. Именно поэтому войска Наполеона часто встречали с цветами, а в интеллектуальных салонах по всей Европе он был желанным гостем, как “великий освободитель” всех от всех. Войска Наполеоновской империи входили в города Италии, Испании, Австрии, Пруссии, Польши, России и других стран со знаменем Французской революции и лозунгами “Свободы! Равенства! Братства!”, а какие молодые люди того времени, умеющие читать и писать, не были заражены этими идеями, кто не прошел через увлечение Вольтером или Руссо, навсегда оставшимся любимым автором Бонапарта? Между тем, насаждать идеалы “гуманизма” во Франции и за её пределами Наполеону пришлось совсем не гуманными средствами, и это был второй шок, который испытало общество после якобинского террора. Достаточно сказать, что из 73 парижских газет Наполеон закрыл 60, подчинив оставшиеся 13 государственной ценуре.
Наполеон и христианство
Для христианской Европы наполеоновскую экспансию можно было сравнить разве что с давно забытыми нашествиями варварских народов поздней Античности. Франция была первым крупнейшим секулярным государством, прямо отвергшим свои христианские корни. Уже в июне 1790 года Национальное собрание ликвидировало церковную десятину и приказало всему клиру составить “Конституционную церковь”, порвавшую с Римским престолом. Однако с этим согласилась только половина священников и всего 4 епископа, а остальным клирикам пришлось скрываться от властей, как во времена древних гонений на Церковь. Поэтому римский папа Пий VI не мог не осудить Французскую революцию, а в самой Франции к оставшемуся священству начали относиться как к пережитку “мрачного средневековья”.
Но религиозное чувство заложено в человека Самим Богом и если человек не поклоняется Богу, то он начинает поклоняться чему угодно другому. Революция стремилась отменить религию, а вместо этого создала собственную. В эпоху якобинского террора началась конкуренция сразу двух новых искусственных культов – культа “Великого Разума”, выдвигаемого радикальной партией Пьера Шометта, и культа “Верховного Существа” Максимилиана Робеспьера. В ноябре 1793 года все католические храмы страны опустошались в пользу революции и провозглашались храмами “Богини Разума”, которую изображали специальные актрисы. Например, одна оперная певица играла такую “богиню” в алтаре собора Парижской Богоматери. А в качестве жертвоприношений этой “богине”, во время празднований её культа, устраивались казни не угодивших новому режиму граждан, причем, заправлял этими казнями ими бывший священник Жосеф Фуше, ставший при Наполеоне префектом полиции. Когда же единоличным диктатором стал Робеспьер, то 8 июня 1794 года он навязал Франции новый языческий культ “Верховного Существа”, приказав всем поклоняться этому идолу, а себя объявил его “первосвященником”. Революционную власть совершенно не волновало то, что таким путем прямо нарушалась пресловутая свобода вероисповедания, и более того, культ абстрактного “Верховного Существа” был прописан в преамбуле самой “Декларации прав человека и гражданина” и эти слова остались там навсегда: “Национальное собрание признает и провозглашает перед лицом и под покровительством Верховного существа следующие права человека и гражданина” (!)… Заметим, что всё это происходило через шестнадцать лет после смерти Вольтера и Руссо, и совсем не вопреки, а благодаря их антихристианским проповедям, ведь к самим идеологам “Просвещения” поклонники новых культов относились как к своим пророкам и апостолам. Неизвестно, как бы дальше развивалась эта гражданская религия, но жирондистский переворот 9 термидора положил конец культу “Верховного Существа”, вернувшись к изначальному атеизму.
В отличие от якобинцев, годных только для разрушения и уничтоживших самих себя, Наполеон ставил своей целью создание долгосрочного оплота мировой революции в качестве мировой империи и прекрасно понимал, что порвать со “Старым миром” одним кавалерийским наскоком невозможно, а эффективнее использовать привычные традиции как политические ресурсы для укрепления собственной власти. Поэтому он не стал в директивном порядке отменять христианство или создавать новый культ, а решил заставить Католическую церковь признать его легитимность и подчиниться его интересам. История этого подчинения поражает своим цинизмом и ясно свидетельствует о том, что Бонапарт был убежденным атеистом и антихристианином.
Сначала Наполеон решил действовать против Католической церкви путем прямой интервенции: в 1790 году его генерал Бертье захватил Папскую область, заставил того самого папу Пия VI выплачивать постоянные контрибуции, а в 1798 году взял папу в плен и отправил во Францию, где он и умер на следующий год. На следующий год Наполеон решил пойти другим путем и уже новому папе Пию VII предложил подписать якобы взаимовыгодный Конкордат, сам факт которого унижал Ватикан, поскольку признать легитимность Наполеона это значит признать Французскую революцию и обессмыслить христианское сопротивление по всей Европе. Желая убедить папу в своей верности ему, Наполеон не нашел ничего лучше, как угрожать переходом в протестантизм и добился своего, – 15 августа 1801 года первый консул Франции Наполеон и римский папа Пий VI подписали тот самый Конкордат, вызвавший неизбежный ропот и среди католиков, и среди атеистов. По началу папа наивно обрадовался, ведь Конкордат ликвидировал раскольную “Конституционную церковь” во Франции, но уже через несколько дней он узнал о том, что Наполеон приложил к Конкордату т.н. “Органические статьи”, написанные им без согласования с Ватиканом. По этим статьям все публичные действия римского папы во Франции, будь то отправка папских легатов или публикация общецерковных постановлений, должны были проходить через разрешение самого Наполеона, а, кроме того, во французских семинариях предписывалось изучать “Четыре основных принципа Галликанской церкви” 1682 года, – абсолютистского проекта Людовика XIV, написанного его придворным идеологом Жаком Боссюэ. Вместе с этим было создано министерство церковной службы, жестко контролирующее всю религиозную жизнь, а апофеозом вмешательства в эту жизнь была официальная замена праздника Успения Богородицы 15 августа “Днем святого Наполеона”.
Продолжение под фото
В 1804 году Наполеон решил стать императором Франции, выступающей отныне в качестве глобальной альтернативы единственно легитимной католической империи – “Священной Римской империи” Габсбургов. Дело оставалось “за малым” – уговорить римского папу, что и добился Наполеон, обещав Пию VII отменить “Органические статьи”. Сенат призвал Наполеона принять титул императора, а всенародный плебисцит подтвердил это призвание, что окончательно сбило с толку многих революционеров, но зато понравилось самому Бонапарту. 2 декабря в соборе Парижской Богоматери Пий VII короновал Наполеона специально изготовленной короной, названной в честь своей предшественницы “короной Карла Великого” (прежние короны были разграблены в годы революции). Но что характерно для Наполеона как выразителя идей Модерна, так это возрождение античных языческих традиций вопреки христианскому Средневековью. “Корона Карла Великого” для Наполеона была такой же бутафорией на потребу христианской публике, как сам Пий VII, спешно доставленный в Париж из Рима. Куда более дорог был для него золотой лавровый венок, венец римских императоров дохристианской Античности, который он приказал сделать специально для этой коронации. Папа лишь освещал и корону, и венок на церковном алтаре, а Наполеон уже взял корону с алтаря и возложил на свою голову, а потом вдруг, к всеобщей неожиданности, снял её и надел на себя золотой венок, – чувствовать себя наследником Диоклетиана он желал больше, чем продолжателем Карла Великого.
Однако после коронации Наполеон как будто бы, действительно, поверил в свою легитимность в глазах католического населения и уже не считался с Ватиканом ни в чем. На оккупированных территориях в Германии и Италии Бонапарт подчинил своей власти все церковные приходы, а когда Пий VII посмел отказаться от участия в континентальной блокаде Англии, то Наполеон в 1809 году вновь захватил Рим, аннексировал территорию Папского государства и объявил Рим “свободным” имперским городом.
Канал: Монархизм
15 
0 
3 
1  |  |  |
Для добавления комментариев необходимо авторизоваться
Доценты
Тысячи игроков! Сотни банд! Шесть районов! Ждем...
