22 июн в 08:02 
_837_RaHoWa 
: 
_837_RaHoWa : Рябоконь
Партизан Василий Рябоконь.
Говоря о повстанческом движении на Кубани, нельзя обойти личность Рябоконь Василия Федоровича.
До сих пор идут споры: кто он - герой или бандит. Вот поставьте себя на его место. Жил себе казак, хорошо жил, земля была, дом был, родители, жена, дети. Голос от природы имел хороший, песни пел. Но тут пришли «умные люди» и сказали: нет, не правильно ты, казак, живёшь. Пойдем, мы отведём тебя в «светлое будущее». И ведь повели, но по дороге в «светлое будущее» отобрали у казака землю, сожгли родную хату, зарубили отца, мать расстреляли, как заложницу, жену застрелили, дети помиру пошли. И ушёл казак в камышовые плавни к таким же , как он, не понявшим и не признавшим новые порядки, с таким ожесточением насаждавшиеся «умными людьми».
Одна из версий, что Василий Федорович Рябоконь родился в 1890 году на хуторе Лебеди (более раннее название хутора Вороная гребля, а потом — Лебедевский), ныне Калининского района Краснодарского края. По другим сведениям он родился в станице Новониколаевской, но во младенчестве его родители перевезли, переехав на хутор Лебеди, почему он и считал этот хутор своей родиной.
В приказе № 308 от 19 октября 1911г. на стр. 39 есть запись, что в числе лучших наездников Полтавского полкового округа казак станицы Новониколаевской Василий Рябоконь, награжден призом 1-го разряда, серебряным кинжалом с поясом стоимостью 40 рублей. С юношеских лет Рябоконь, наделенный от природы красивым голосом и певческим талантом, пел в Войсковом певческом хоре в Екатеринодаре (Краснодаре).
Военную службу начал в Тифлисе, в Полтавском полку. До 1914 года в звании урядника служил в конвое главнокомандующего Кавказской линией, наместника на Кавказе И. И. Воронцова-Дашкова. Позже, при великом князе Николае Николаевиче был направлен на учебу во Владикавказское военно-суворовское училище. Однако, окончить училище Василию Федоровичу не удалось. После Февральской революции юнкерам предоставили отпуска, и Василий Федорович вернулся в родной хутор Лебедевский.
В 1918 году, когда началась война за Казачью Идею против захватчиков-большевиков, он оказался в боевых рядах и заслужил офицерский чин.
После Октябрьского переворота, в 1918 году при советской власти пошел служить в Лебединский Совет. Как, кстати, и его товарищ, впоследствии предавший его, Тит Ефимович Загубывбатько. Тут вполне проявилось выработанное в народе и, особенно в казачестве, представление, не на шутку всполошившее новую власть: «Советы без коммунистов». То есть советскую власть, как новую форму жизни, народ попытался понять и принять, но без чужеродной, не выходящей из его самосознания и культуры идеологической схоластики. В циркулярном письме ЦК РКП (б) от 24 января 1919 года предписывалось: «Провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью». А кто не принимал, если в белом стане зачастую оказывался не по доброй воле, а по мобилизации. Ведь всеобщую мобилизацию проводили те, кто захватывал станицы и хутора — и красные, и белые. Казакам Приазовья ничего не оставалось в таком случае, как скрываться в плавнях, иначе могли быть расстреляны без суда и следствия в родных хуторах и станицах. Надо отметить, что в плавни уходили не только мужчины, но и их семьи. Более трети, если не половина населения Приазовья скрывалась в плавнях от новой власти, отличавшейся непонятной ему жестокостью. Это уже потом, когда ситуация переменилась, их начали уговаривать вернуться к «мирному труду». Служба В. Ф. Рябоконя в Лебединском Совете продолжалась, как понятно, недолго — всего два месяца. После захвата хутора белыми он был мобилизован и зачислен во Второй Уманский полк. Из полка был командирован уполномоченным в краевую Раду, где находился до прихода красных войск. После ликвидации Рады вернулся домой в родной хутор.
В первых числах июня 1920 года его вызвали в местный Ревком, для регистрации. Он явился и был зарегистрирован. Но, через несколько дней, по неизвестным ему причинам, его дом на Золотьках (окраина хутора в сторону Гривенской), был окружен гривенской милицией с целью его ареста. В. Ф. Рябоконю удалось скрыться. При этом был зарублен его отец, хоронившийся от налетчиков в куче сухого кизяка , а мать впоследствии расстреляли в числе 196 жителей станицы после Крымского десанта на Кубань.. Поняв, что власть его преследует, Василий Федорович ушел в камыши. Там , примкнул к отряду таких же скрывающихся от новой власти казакам, насчитывающему около ста пятидесяти человек. С ними он находился до прихода врангелевского десанта на Кубань в августе 1920 года. После прихода белых он был снова мобилизован.
В 1920 г. Рябоконь не пожелал уйти с родной земли, не эвакуировался в Крым, а укрывшись в близких к станице плавнях, продолжал партизанскую войну. При отступлении десанта, генерал С. Г. Улагай вызвал В. Ф. Рябоконя, хорунжего Кирия и хорунжего Малоса , начальника штаба десанта генерал Д. П. Драценко в район Ачуевских рыбных промыслов, где им была поставлена задача сформировать отряд численностью тридцать человек и остаться в плавнях. Удостоверение командира отряда получил хорунжий Кирий, а В. Ф. Рябоконь был назначен его заместителем, помощником. Хорунжий Малос был назначен адъютантом. Примечательно, что задачу, помимо формирования отряда, хорунжему Кирию ставил сам С. Г. Улагай, и она не была известна даже заместителю командира отряда В. Ф. Рябоконю.
Хорунжий Кирий, сформировав отряд, действовал по старому шаблону повстанческого движения — предпринимал налеты на хутора и станицы, терроризировал органы советской власти, совершал убийства, часто неоправданные и ничем не мотивированные. Так было до 26 февраля 1921 года, когда Кирий погиб и командиром отряда стал В. Ф. Рябоконь. К этому времени он уже понимал, что повстанческое движение окончательно провалилось, вести его в прежнем виде было немыслимо и надо было искать иные формы существования в этой расстроившейся жизни.
Было поругано неотъемлемое право защищаться на своей родной земле……
К тому же в первых числах января 1922 года его отряд был разгромлен красными войсками. Спастись удалось только десятерым, семерых из которых в целях конспирации В. Ф. Рябоконь отпустил и остался только с подхорунжим Иваном Ковалевым по прозвищу Астраханец, так как был он из Астраханского казачьего войска, точнее учителем из станицы Александровской Астраханской области и своим хуторянином Пантелеем Дудником (Дудкой). С этого времени и до конца его камышовой жизни до 31 октября 1924 года у него не было собственно отряда, «банды», но была мобильная группа преданных людей, насчитывающая до девяти человек. Но тем удивительнее, что в таком положении В. Ф. Рябоконь был в курсе всего происходящего в Приазовье и влиял на ход событий во всем этом обширном регионе. Он не был, собственно говоря, руководителем повстанческого движения в крае, но оказался его символом и знаменем, может быть даже помимо своей воли, пользуясь поразительным авторитетом и уважением в народе.
Благодаря его личной храбрости, бравуре и дерзости партизанских выпадов вокруг его имени сложилось много легенд, а слава о нем пошла широко по стране. Его месть направлялась на представителей жестокой советской власти, а добровольных ее помощников и осведомителей он уничтожал без милосердия. Пять лет Рябоконь наводил трепет на местное начальство, которое не знало покоя ни днем ни ночью. Его небольшой отряд помещался в плавнях. Плавни - старые болота Меотиды в дельте Кубани, они покрыты высоким камышом, среди которого иногда возвышаются, сухие гряды, а кое-где открываются чистые водные пространства озер. Возле Протоки они тянутся в длину и ширину на 30-40 км, пробраться же в их гущины могли только местные люди, хорошо знавшие, где среди озер и глубоких прогноев расположены возвышенные места. На них и скрывался Рябоконь со своими людьми, поддерживая связь с партизанами полковника Скакуна; действовавшими ближе к ст. Полтавской. Среди других Казаков с Рябоконем были: его брат Иосиф, свояк есаул Кирий, два брата Мовчуны, Загубывбатько, Дудка, Буряк и др. Они помогали десанту из Крыма в августе 1920 г., но не ушли с ним, а проводив его остатки обратно в Крым, снова укрылись на глухой Казачьей гряде севернее Ачуева.
Там вырос целый поселок, выстроенный из камыша, с жилищами партизан и со складами продовольствия. Снабжение шло частью за счет членов станичного совета, обложенных под угрозой расправы “продналогом”, а частью обозами продразверстки, двигавшимися мимо плавней. От своих тайных доброжелателей – Казаков Рябоконь знал все, что делается в окрестностях, а потому нежданный являлся повсюду, где требовалось его вмешательство или месть. За каждого расстрелянного Казака коммунисты платили своими жизнями сторицей. Поэтому в окрестных станицах они не смели притеснять население так, как делали это в других местах Казачьего края. Сделано было много попыток захватить Рябоконя на его стоянках; употреблялись подкупы, обещались амнистии, высылались отряды чекистов, но ему всегда удавалось скрыться и продолжать борьбу, переменив только место своего пребывания в тех же плавнях. Пять лет ему способствовала удача, но однажды счастье ему изменило. Чекисты пробрались тайными тропами к его временной стоянке, убили залпами несколько партизан, а самого Рябоконя ранили в оба плеча. Сопротивляться он не смог, и был схвачен. Его расстреляли в Екатеринодаре около середины октября 1925 г. После его смерти волна террора захлестнула и ст. Гривенскую. Теперь чекисты зверствовали там, как хотели.
http://ru.rodovid.org/wk/
Песня написана в наши дни, посвящается кубанскому Герою.
ПОГРОМЪ — РЯБОКОНЬ
(на русском литературном языке и кубанском народном)
В степи облаками стелились туманы
И вечер сырой холодно догорал.
Густым камышом порастали лиманы,
А в них не ямщик, но казак замерзал.
У стэпу хмарамы лягалы туманы
И вэчир сырый холодно догоряв.
Густым очэрэтом поросталы лыманы,
А у ных нэ ямшчык, а козак замэрзав.
Не выдать укрытия чтоб, схорониться,
Он в сердце одном разжигал лишь огонь.
Он этой ночи камышовая птица.
Он утром в степи, как боевой конь.
Нэ выдаты укрыття щоб у очэрэтах,
Вин у сэрци лишэ розпалыв свий вогонь.
Як циейи ночи очэрэтяный птах.
Як кинь у стэпу вранцы поскакав.
РЯБОКОНЬ...
И в злобе бессильной беснуется Малкин,
И много казачьих загублено тел.
В стенах войскового тюремного замка,
Не свой, а врага он предвидел расстрел.
И в злости бэзсылою биснуеться Малкин,
Багато козакив загублэно тил.
У стинах вийськового тюрэмного замку,
Нэ свий, а ворожый пэрэдбачав розстрил.
Но также стоят неизменно лиманы
И южное солнце, что жаркий огонь.
И верим, изыдут из них атаманы,
Такие как был здесь казак Рябоконь!
И також стоять нэзминно лыманы,
И пивдэннэ сонцэ, що жарки вогни.
И вирымо, выйдуть з ных отаманы,
Таки ж як був тут козак Рябокинь!
РЯБОКИНЬ...
Говоря о повстанческом движении на Кубани, нельзя обойти личность Рябоконь Василия Федоровича.
До сих пор идут споры: кто он - герой или бандит. Вот поставьте себя на его место. Жил себе казак, хорошо жил, земля была, дом был, родители, жена, дети. Голос от природы имел хороший, песни пел. Но тут пришли «умные люди» и сказали: нет, не правильно ты, казак, живёшь. Пойдем, мы отведём тебя в «светлое будущее». И ведь повели, но по дороге в «светлое будущее» отобрали у казака землю, сожгли родную хату, зарубили отца, мать расстреляли, как заложницу, жену застрелили, дети помиру пошли. И ушёл казак в камышовые плавни к таким же , как он, не понявшим и не признавшим новые порядки, с таким ожесточением насаждавшиеся «умными людьми».
Одна из версий, что Василий Федорович Рябоконь родился в 1890 году на хуторе Лебеди (более раннее название хутора Вороная гребля, а потом — Лебедевский), ныне Калининского района Краснодарского края. По другим сведениям он родился в станице Новониколаевской, но во младенчестве его родители перевезли, переехав на хутор Лебеди, почему он и считал этот хутор своей родиной.
В приказе № 308 от 19 октября 1911г. на стр. 39 есть запись, что в числе лучших наездников Полтавского полкового округа казак станицы Новониколаевской Василий Рябоконь, награжден призом 1-го разряда, серебряным кинжалом с поясом стоимостью 40 рублей. С юношеских лет Рябоконь, наделенный от природы красивым голосом и певческим талантом, пел в Войсковом певческом хоре в Екатеринодаре (Краснодаре).
Военную службу начал в Тифлисе, в Полтавском полку. До 1914 года в звании урядника служил в конвое главнокомандующего Кавказской линией, наместника на Кавказе И. И. Воронцова-Дашкова. Позже, при великом князе Николае Николаевиче был направлен на учебу во Владикавказское военно-суворовское училище. Однако, окончить училище Василию Федоровичу не удалось. После Февральской революции юнкерам предоставили отпуска, и Василий Федорович вернулся в родной хутор Лебедевский.
В 1918 году, когда началась война за Казачью Идею против захватчиков-большевиков, он оказался в боевых рядах и заслужил офицерский чин.
После Октябрьского переворота, в 1918 году при советской власти пошел служить в Лебединский Совет. Как, кстати, и его товарищ, впоследствии предавший его, Тит Ефимович Загубывбатько. Тут вполне проявилось выработанное в народе и, особенно в казачестве, представление, не на шутку всполошившее новую власть: «Советы без коммунистов». То есть советскую власть, как новую форму жизни, народ попытался понять и принять, но без чужеродной, не выходящей из его самосознания и культуры идеологической схоластики. В циркулярном письме ЦК РКП (б) от 24 января 1919 года предписывалось: «Провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью». А кто не принимал, если в белом стане зачастую оказывался не по доброй воле, а по мобилизации. Ведь всеобщую мобилизацию проводили те, кто захватывал станицы и хутора — и красные, и белые. Казакам Приазовья ничего не оставалось в таком случае, как скрываться в плавнях, иначе могли быть расстреляны без суда и следствия в родных хуторах и станицах. Надо отметить, что в плавни уходили не только мужчины, но и их семьи. Более трети, если не половина населения Приазовья скрывалась в плавнях от новой власти, отличавшейся непонятной ему жестокостью. Это уже потом, когда ситуация переменилась, их начали уговаривать вернуться к «мирному труду». Служба В. Ф. Рябоконя в Лебединском Совете продолжалась, как понятно, недолго — всего два месяца. После захвата хутора белыми он был мобилизован и зачислен во Второй Уманский полк. Из полка был командирован уполномоченным в краевую Раду, где находился до прихода красных войск. После ликвидации Рады вернулся домой в родной хутор.
В первых числах июня 1920 года его вызвали в местный Ревком, для регистрации. Он явился и был зарегистрирован. Но, через несколько дней, по неизвестным ему причинам, его дом на Золотьках (окраина хутора в сторону Гривенской), был окружен гривенской милицией с целью его ареста. В. Ф. Рябоконю удалось скрыться. При этом был зарублен его отец, хоронившийся от налетчиков в куче сухого кизяка , а мать впоследствии расстреляли в числе 196 жителей станицы после Крымского десанта на Кубань.. Поняв, что власть его преследует, Василий Федорович ушел в камыши. Там , примкнул к отряду таких же скрывающихся от новой власти казакам, насчитывающему около ста пятидесяти человек. С ними он находился до прихода врангелевского десанта на Кубань в августе 1920 года. После прихода белых он был снова мобилизован.
В 1920 г. Рябоконь не пожелал уйти с родной земли, не эвакуировался в Крым, а укрывшись в близких к станице плавнях, продолжал партизанскую войну. При отступлении десанта, генерал С. Г. Улагай вызвал В. Ф. Рябоконя, хорунжего Кирия и хорунжего Малоса , начальника штаба десанта генерал Д. П. Драценко в район Ачуевских рыбных промыслов, где им была поставлена задача сформировать отряд численностью тридцать человек и остаться в плавнях. Удостоверение командира отряда получил хорунжий Кирий, а В. Ф. Рябоконь был назначен его заместителем, помощником. Хорунжий Малос был назначен адъютантом. Примечательно, что задачу, помимо формирования отряда, хорунжему Кирию ставил сам С. Г. Улагай, и она не была известна даже заместителю командира отряда В. Ф. Рябоконю.
Хорунжий Кирий, сформировав отряд, действовал по старому шаблону повстанческого движения — предпринимал налеты на хутора и станицы, терроризировал органы советской власти, совершал убийства, часто неоправданные и ничем не мотивированные. Так было до 26 февраля 1921 года, когда Кирий погиб и командиром отряда стал В. Ф. Рябоконь. К этому времени он уже понимал, что повстанческое движение окончательно провалилось, вести его в прежнем виде было немыслимо и надо было искать иные формы существования в этой расстроившейся жизни.
Было поругано неотъемлемое право защищаться на своей родной земле……
К тому же в первых числах января 1922 года его отряд был разгромлен красными войсками. Спастись удалось только десятерым, семерых из которых в целях конспирации В. Ф. Рябоконь отпустил и остался только с подхорунжим Иваном Ковалевым по прозвищу Астраханец, так как был он из Астраханского казачьего войска, точнее учителем из станицы Александровской Астраханской области и своим хуторянином Пантелеем Дудником (Дудкой). С этого времени и до конца его камышовой жизни до 31 октября 1924 года у него не было собственно отряда, «банды», но была мобильная группа преданных людей, насчитывающая до девяти человек. Но тем удивительнее, что в таком положении В. Ф. Рябоконь был в курсе всего происходящего в Приазовье и влиял на ход событий во всем этом обширном регионе. Он не был, собственно говоря, руководителем повстанческого движения в крае, но оказался его символом и знаменем, может быть даже помимо своей воли, пользуясь поразительным авторитетом и уважением в народе.
Благодаря его личной храбрости, бравуре и дерзости партизанских выпадов вокруг его имени сложилось много легенд, а слава о нем пошла широко по стране. Его месть направлялась на представителей жестокой советской власти, а добровольных ее помощников и осведомителей он уничтожал без милосердия. Пять лет Рябоконь наводил трепет на местное начальство, которое не знало покоя ни днем ни ночью. Его небольшой отряд помещался в плавнях. Плавни - старые болота Меотиды в дельте Кубани, они покрыты высоким камышом, среди которого иногда возвышаются, сухие гряды, а кое-где открываются чистые водные пространства озер. Возле Протоки они тянутся в длину и ширину на 30-40 км, пробраться же в их гущины могли только местные люди, хорошо знавшие, где среди озер и глубоких прогноев расположены возвышенные места. На них и скрывался Рябоконь со своими людьми, поддерживая связь с партизанами полковника Скакуна; действовавшими ближе к ст. Полтавской. Среди других Казаков с Рябоконем были: его брат Иосиф, свояк есаул Кирий, два брата Мовчуны, Загубывбатько, Дудка, Буряк и др. Они помогали десанту из Крыма в августе 1920 г., но не ушли с ним, а проводив его остатки обратно в Крым, снова укрылись на глухой Казачьей гряде севернее Ачуева.
Там вырос целый поселок, выстроенный из камыша, с жилищами партизан и со складами продовольствия. Снабжение шло частью за счет членов станичного совета, обложенных под угрозой расправы “продналогом”, а частью обозами продразверстки, двигавшимися мимо плавней. От своих тайных доброжелателей – Казаков Рябоконь знал все, что делается в окрестностях, а потому нежданный являлся повсюду, где требовалось его вмешательство или месть. За каждого расстрелянного Казака коммунисты платили своими жизнями сторицей. Поэтому в окрестных станицах они не смели притеснять население так, как делали это в других местах Казачьего края. Сделано было много попыток захватить Рябоконя на его стоянках; употреблялись подкупы, обещались амнистии, высылались отряды чекистов, но ему всегда удавалось скрыться и продолжать борьбу, переменив только место своего пребывания в тех же плавнях. Пять лет ему способствовала удача, но однажды счастье ему изменило. Чекисты пробрались тайными тропами к его временной стоянке, убили залпами несколько партизан, а самого Рябоконя ранили в оба плеча. Сопротивляться он не смог, и был схвачен. Его расстреляли в Екатеринодаре около середины октября 1925 г. После его смерти волна террора захлестнула и ст. Гривенскую. Теперь чекисты зверствовали там, как хотели.
http://ru.rodovid.org/wk/
Песня написана в наши дни, посвящается кубанскому Герою.
ПОГРОМЪ — РЯБОКОНЬ
(на русском литературном языке и кубанском народном)
В степи облаками стелились туманы
И вечер сырой холодно догорал.
Густым камышом порастали лиманы,
А в них не ямщик, но казак замерзал.
У стэпу хмарамы лягалы туманы
И вэчир сырый холодно догоряв.
Густым очэрэтом поросталы лыманы,
А у ных нэ ямшчык, а козак замэрзав.
Не выдать укрытия чтоб, схорониться,
Он в сердце одном разжигал лишь огонь.
Он этой ночи камышовая птица.
Он утром в степи, как боевой конь.
Нэ выдаты укрыття щоб у очэрэтах,
Вин у сэрци лишэ розпалыв свий вогонь.
Як циейи ночи очэрэтяный птах.
Як кинь у стэпу вранцы поскакав.
РЯБОКОНЬ...
И в злобе бессильной беснуется Малкин,
И много казачьих загублено тел.
В стенах войскового тюремного замка,
Не свой, а врага он предвидел расстрел.
И в злости бэзсылою биснуеться Малкин,
Багато козакив загублэно тил.
У стинах вийськового тюрэмного замку,
Нэ свий, а ворожый пэрэдбачав розстрил.
Но также стоят неизменно лиманы
И южное солнце, что жаркий огонь.
И верим, изыдут из них атаманы,
Такие как был здесь казак Рябоконь!
И також стоять нэзминно лыманы,
И пивдэннэ сонцэ, що жарки вогни.
И вирымо, выйдуть з ных отаманы,
Таки ж як був тут козак Рябокинь!
РЯБОКИНЬ...
02:31
Саша Погромов - Рябоконь
Рябоконь
Канал: Монархизм
 21 |  0 |  5 |  0 |
 |  |  |
Для добавления комментариев необходимо авторизоваться
