В "Вокзале для двоих" Рязанову нужен был эпизодик с ресторанным пианистом...
Он написал мне письмо:

"Дорогой Шурик!

Я прибегаю к эпистолярному жанру, потому что мне стыдно смотреть тебе в глаза, предлагая ЭТО. Речь идёт о персонаже по имени пианист Дима.
Хотя он числится в ролях, фактически это эпизод. Если бы ты подарил нам 3-4 съемочных дня, это было бы для меня счастьем, а для картины украшением.
Итак, спаси, пожалуйста, наше драматургически-половое бессилие и сыграй Диму.

Тату целуй. Твой Элик".

Вся наша ресторанная история с Люсей Гурченко в фильме была придумана на площадке.
В те годы существовало очень мощное Всероссийское объединение ресторанных оркестров. После выхода фильма на одном из его совещаний обсуждали мою роль. Была страшная полемика и крик. Одни говорили, что это издевательство над их профессией, другие - что, наоборот, тут сыграна судьба: талантливый пианист вынужден работать в ресторане. И у меня долго хранилось письмо - решение этого собрания. По-моему, они так и не договорились, издеваюсь я или наоборот.

Я всю жизнь завидую Рязанова.
Завидовать таланту стыдно, но, слава богу, кто-то придумал, что зависти бывают две - черная и белая.
Я завидую белой.
Я завидую его мужеству, моментальной реакции на зло и несправедливость, выраженной в резких поступках.
Я завидую его стойкой и вечной привязанности к друзьям.
Я завидую диапазону его дарований.
Я завидую силе его самоощущения.
Я преклоняюсь перед формулой его существования: "Omnia mea mecum porto" ("Все свое ношу с собой") - он духовно и материально несёт шлейф биографии, помнит и любит все, что с ним случилось..."

Александр Ширвиндт
"Склероз рассеянный по жизни"