Мать и мачеха

– Вот хороша твоя Светка! Ниче не скажешь... Только вот...

Галина качала головой. Ясно было и без слов – опять про это... Светка – не беременеет. Эта была семейная глобальная проблема. Родня заглядывала наперёд, предрекала развал их союза, рассуждала о том, что жить без детей и вовсе бессмысленно. Что это за жизнь? Что за семья, если детей нет?

Казалось, что Дмитрий слушает свою мать довольно равнодушно. На лице его не было заметно ни малейшего волнения. Но сердце его сжималось. Он любил свою Светку, хотел иметь детей, но в этой ситуации был бессилен. И каждое подобное материнское слово жгло душу.

А родня у Дмитрия была обширная – у матери было три сестры. Все жили в одном пригородном поселке, который уж прирос к городу частью своих новостроек. В одной такой новостройке и жили Дмитрий и Светлана.

Светлана серела лицом, бегала по врачам, проходила курсы лечения практически все семь лет замужества. Даже ее гинеколог уже как-то охладела к назначениям, пропал у нее первый запал, назначала все по кругу.

А Света все думала о своих нерождённых детях, о неприходящей к ней беременности, о словах монахини из монастыря, куда съездила она специально, чтоб приложится к мощам благоносящим. Монахиня сказала: "Бога проси, он подарит младенца, и не одного."

Праздники, когда семейство Дмитрия традиционно собиралось в большом родительском доме, где жили его родители и бабушка, Светлана не любила. Конечно, все родственники мужа были людьми вполне себе тактичными, тему бездетности Светы громогласно вслух не обсуждали. Но как только разговор заходил о детях, о счастье материнства, о детских проблемах и будущем, все косились на нее. Ощущение недоговоренности витало в воздухе.

Мать Дмитрия не могла нарадоваться на внуков от старшей дочери, без конца рассуждала – кто в кого пошел. Малышей был полон дом, сюда сходились и двоюродные, и все внимание, конечно, детям. Света чувствовала себя здесь лишней. Она, хоть и старалась быть приветливой с племянниками мужа, но вид милых материнских радостей наполнял ее острой тоской.

В последнее время Дмитрий увозил жену с таких посиделок пораньше. Чувствовал – горюет она там.

И Светлана была практически уверена – сразу после их отъезда хор родни затягивал песню жалости к Дмитрию, к ней, песню рассуждений об их будущем. Особенно в этом вопросе усердствовала двоюродная сестра мужа – Валентина. Они с Дмитрием были ровесниками, жили рядом, всё детство и юность провели вместе, и когда-то он встречался с ее подругой Дианой. Но женился на Свете.

– Дим, представляешь, Дианка второго ждёт. Теперь девочку. Счастли-ивая...

А Светлана тоже улыбалась. Хотя хотелось убежать, хлопнув дверью.

Отдельную небольшую квартиру Дмитрий и Света приобрели не без помощи родни.

– Мать же я, вот и настояла, чтоб вам помочь, – говорила свекровь, – Чай, мы не чужие. Мачеха ведь не поможет...

Это был камень в огород Светы, боль Светы. Мама умерла, а через пару с небольшим лет отец женился на другой.

Долг свёкрам они отдавали. Для Дмитрия это было важно – долг должен быть отдан, хоть мать и отец не сильно настаивали. Мать махала руками, говорила, что подождут, но Дмитрий настойчиво долг возвращал.

Работали они оба. Света – бухгалтер, бралась за всевозможные подработки. Отдать долг они могли. Дома тишина и уют, порядок и благоденствие. Оба – в работе. Они уж и перестали говорить о детях. Устали от этой темы ... Для обоих она была тяжёлой.

Но, однако, Света надежды не теряла. Она проходила серьезное обследование в области, ждала диагноза. И вот поехала за результатом. Вердикт врачей был жесток – – процент того, что беременность наступит один из ста.

Лучше бы – ноль. Этот один процент будет давать надежду, будет томить. Гинеколог добавила – "Лучше не ждите. Очень мала вероятность."

И вышла Света из кабинета на ватных ногах, и проехала, почему-то, свою остановку, направляясь дальше, в родную родительскую квартиру.

Сейчас так хотелось к маме!

Но маму три года назад похоронили. Ушла за три месяца от навалившейся неоткуда страшной болезни.

И эта была ещё одна боль. Она усилилась вдвойне, когда отец женился.

В дом их, где жила она всю жизнь с отцом, матерью и младшим братом Витькой, отец привел другую. Витя – студент, принял женщину довольно легко. А вот у Светы все трепетало. Как это вдруг – в постели родительской, вместо мамы, теперь чужая женщина! Ясно же для чего. Отец – жених завидный, у него – трешка. Конечно, она совсем небольшая по площади, хрущевка, но все равно – отдельная квартира. А эта Ирина жила с матерью в старом доме. Света была уверена – женщина решила урвать кусок их площади.

Ирина, новая жена отца, была в отношениях спокойна, даже как-то хладнокровна. Неприятие Светы она почувствовала, в друзья и матери не навязывалась. Разница в возрасте была у них – всего-то шестнадцать лет.

Внешне она совсем не была похожа на маму. Худощавая, но с большим бюстом, делающим ее фигуру слегка округлой. Короткая стрижка крашена темным.

– Свет, ну чего ты? Мы давно работаем вместе. Оба теперь одиноки. Чего?

– Так ты давно что ли с ней...? – Света сжимала губы.

– Ну, что ты? – отец говорил спокойно и как-то устало, – Разве я мог? Мы лишь месяц, как ... Но знаем-то друг друга сто лет. Чего тянуть? И маму Ирина знала.

– Интересно, что бы сказала мама? – шипела Света.

– Думаю, она рада бы была за меня ...

Света смотрела на мамин портрет, висящий у них в зале. Мама улыбалась, глядя на сердитую дочь. Светлане казалось, что мама с ней солидарна – простить отцу эту женщину она никогда не сможет.

А вот теперь, после того, как вынесли вердикт врачи, повели ее ноги в родительскую квартиру. Нужно было отлежаться, выреветься. Не хотелось, чтоб Дмитрий видел ее слезы.

Ирина встретила ее приветливо. Она куда-то уже собиралась и ушла, оставив Свету одну, а когда вернулась и застала ее с красными глазами, конечно, спросила причину.

Света опять бросилась в рыдания. А Ирина оставила ее в покое, пошла ставить чайник. Света все рассказала чуть позже.

Они пили чай, расставив чашки на журнальном столе в зале. На центральной стене – мамин портрет.

Ощущение – сидят они втроём.

– Ирина, а Вы не просили отца мамин портрет убрать?

Ирина искренне удивилась.

– Неет... Ну, что ты. Даже мысли не было.

– А разве Вас не гнетёт ее постоянное присутствие?

– Меня? Да нет, не гнетёт. Наоборот, иногда смотрю на нее и хочется поговорить. Особенно, когда повздорим с твоим папой. Спрашиваю ее: "Как ты терпела его, болвана?" И папе память дорога. Зачем снимать портрет?

– А ревность? Мне кажется, у родителей была настоящая любовь. И папа до сих пор маму любит.

– Это говорит только о том, что он умеет любить. И я очень надеюсь, что любит и меня. Ты пойми, Света, мы с мамой твоей не можем быть соперницами.

– Да, это факт... Ир, а почему у Вас нет детей? – Света ещё шмыгала носом, утирала глаза.

– Была... Дочка была. Родилась больная. Врачи говорили сразу – не выживет. А я знаешь, как надеялась... Боролась. И победила бы. Но вдруг сама с почками слегла. Отказали. Меня на скорой увезли, прооперировали. За это время моя девочка умерла. И я теперь себя виню – ведь я тогда сама виновата была. Почки у меня давно больные. А я напала на куст красной смородины, ела и ела..., вот почки и прихватило. Я лично вырубила потом этот куст. Знаешь с какой злостью его с корнями уничтожала! О! Ты бы видела... А ведь куст, в общем-то, и не виноват...

– Я б тоже вырубила. Только вот мне и кусты винить не придется. Просто нет детей, и все.

Они долго болтали. Света уже успокоилась.

– Дети – не все! Можно реализовать себя в профессии, в работе, – уговаривала Светлану Ирина.

Света все понимала, и даже начала строить планы по этой самой реализации, но вид мамочек с колясками, беременных вселял в нее неимоверную тоску.

Почему именно с ней такое? Она готова была к материнству. Всегда готова. Ещё лет в десять решила, что будет у нее двое или трое детей. Она представляла их – непременно блондинистых и голубоглазых. Ей казалось, что она и Дмитрия выбрала именно потому, что он соответствовал образу ее будущих детей.

Она играла в детстве в куклы, нянчила котят. Она умела шить, вязать, обожала печь и готовить так, что Дмитрий у нее в последнее время раздался, несмотря на то, что работа у него была нелёгкая – он работал в автомастерской.

Тему детей они просто закрыли. Нельзя же всю жизнь жить в страданиях. Эта тема осталась в сердце, по ночам трепетала душу, но днём о ней забывали. Или делали вид, что забывают.

Работа и небольшой карьерный рост – утешение. Совместные встречи с родней, охи и ахи о бездетности выдерживаются стойко, и лишь по дороге домой, боль закрывается деланной улыбкой. Всё хорошо.

Семь лет...семь лет детей не было.

И вот...

Мужу не говорила. Пошла на УЗИ втихаря. Да...

Светлана из женской консультации домой не шла – она несла себя, как лебедь по воде. Она оглядывалась на окружающих, улыбалась всем и удивлялась, что они не замечают такого очевидного – она – женщина беременная!

Дмитрий пришел с работы раздраженный. Клиент попался несговорчивый, скандальный. Он долго рассказывал Свете о нем, нервничал, а потом заметил, что рассказ этот жена слушает как-то странно: не сопереживает, как раньше, а тихо смотрит на него и улыбается.

– Чего ты?

– А у нас ребенок будет...

– Какой ребенок?

Света не успела ответить, до мужа, наконец, дошло...Дмитрий схватил ее в охапку, потом испугался, ослабил хватку.

– Тебе теперь ничего нельзя! Нельзя тяжёлого, поняла?

Беременность была ужасной. Два раза оказывалась Света в больнице на длительный срок.

Роддом у них построили новый – огромное трехэтажное здание. Был он ещё как-то не обжит. Часть кабинетов пустовала. Свету оставили одну в предродовой, а когда все началось, она побежала искать врачей. Бегала по кабинетам, дёргала двери. День был выходным, и куда подевался весь медперсонал, было непонятно. Наконец, встретилась ей на лестнице уборщица. Она и позвала акушерку.

Акушерка не жалела литературного языка – и чаю попить некогда, рожают и рожают.

– Чего воешь? Не можешь рожать - не берись! Угробить дитя решила? Куда ты тужишься, дура, сказала ж – погоди! Перчатки горячие...

Разрывы были сильные. Но Светлана не слышала, как шьют. Лишь сжимала зубы. Ребенок, мальчик, красненький, крохотный, лежал на столе, кряхтел. Теперь и она – мать.

Главврачу доложили – роженица вела себя отвратительно, не слушала ничего. Оттого и разрывы. О втором ребенке ей помышлять запретили. Уж слишком значительными были последствия от первого. Она и не помышляла, один ребенок – был неимоверным счастьем.

А потом начались тяжёлые деньки. Такие, какие бывают у всех родивших беспокойного ребенка. Димка падал с ног, пытаясь помочь ей ночами, а потом засыпая на работе стоя. Света ходила по квартире, покачиваясь.

Родственники Димы приезжали, привозили подарки маленькому Антошке, давали мудрые советы. Светлана пыталась воплотить их в жизнь, удавалось плохо. Свекровь была счастлива – наконец-то и у Димы ребенок, велела не отдавать пока долг. Дмитрий на этот раз согласился – на одну зарплату не больно-то разгуляешься.

У Светы посыпались волосы, а потом и зубы. Они просто превращались в песок. Пошли проблемы женские послеродовые, путался цикл. Врач сказала, что это от кормления грудью. Светлана ходила по квартире согнувшись, с красными глазами и желанием – умереть. И когда уже совсем расклеилась, разболелась, согласилась, чтоб хотя бы в выходные приезжала Ирина, жена отца, помогала, позволяла поспать.

А Ирина потихоньку, полегоньку, освоилась в их маленькой квартире, практически взяла на себя и кухню.

А через пару месяцев Светлана поняла, что беременная опять.

– В смысле? Ого..., – Дмитрий только что потерял работу. Их автомастерская закрылась. Такая желанная когда-то беременность была сейчас совсем не кстати, и сейчас его "поздравляю" звучало не слишком радостно. Усталость от бесконечно требующего внимания Антошки, от мытарств по врачам с определением причины его беспокойства давала о себе знать.

Они приехали на день рождение свёкра. Собралась вся родня Дмитрия. Объявили о втором.

– Подождала бы ты! – заявила свекровь, – Вон ведь как первый-то тебе дался. А нам не помочь, на нас Кирюша сейчас Петькин, Оля-то на работу вышла.

Подождала... Это означало – аборт. И в мыслях Светлана такого не держала. Столько лет плакала она ночами по нерождённым детям! Нет.

Гинеколог разводила руками, говорила о непослушании таких вот мамаш. Объяснили же – пока нельзя ей второго, есть внутренние повреждения. Да кто их слушает... Светлана виновато опускала глаза и смотрела на свой округлый уже живот. Успокаивала неродившегося малыша: "Я рожу тебя, не слушай никого, не бойся."

Оказалось, успокаивала двоих – никакие повреждения не помешали зародится близнецам.

– Четкое сердцебиение двух эмбрионов... У Вас будут близнецы, мамочка!

Головокружение, одышка и токсикоз. Чего у Светланы не было? Было все. Опять на помощь пришла Ирина. Теперь она приезжала не только в выходные, но и после работы вечером.

Через несколько месяцев две девочки, Зоя и Злата, появились на свет кесаревым сечением. Беленькие и голубоглазые.

А Светлана торопила выписку – как там Антошка без нее? Дмитрию нельзя было отпрашиваться. Он долго мыкался по подработкам, и теперь только устроился слесарем на завод. Оставили Антона на Ирину с отцом. Ирина взяла отпуск.

В однокомнатной квартире Светланы и Дмитрия с трудом нашлось место для второй детской кроватки.

Дмитрий спал на полу, на матрасе, в узком пространстве между кроваткой и стенкой, потому что на время к ним перебралась Ирина. Спала она на диване со Светой. После кесарева Света ещё не справлялась с детьми самостоятельно.

Ира сама приехала, привезла кастрюльку борща и осталась. Ездить ей было далековато, начала оставаться, да так и задержалась. Света так к ней привыкла, что уже и не представляла, как бы без нее она справилась.

Свекровь, правда, тоже помощь предлагала. Но в пространстве, где все друг через друга, практически, перешагивают, Света ее не представляла. С Ирой проще, она была не притязательна, могла заснуть и на полу, играя с детьми, могла поесть на ходу, успевая ещё при этом и кормить троих детей.

– Ох, тяжело теперь Дмитрию. С троими-то, – вздыхала свекровь, – Развязали Светочку...

Светлана пила гормональные таблетки. Пила аккуратно, по назначению врача. Но, возможно, слишком уж настойчиво просила когда-то Света о беременности. Так сильно, что несмотря на все средства, поперек законов природы, немного погодя, она поняла, что беременна вновь.

Хор родственников пел про "нищету плодить". Про то, что на плечи Дмитрия свалилась беда многодетности. Света уже не ездила к родителям мужа – оправдываясь, маленькие слишком дети.

Свекровь приехала лично. Сморщив лоб, оглядела узкое пространство комнаты, заваленное игрушками, детскими приспособлениями и тряпьем.

– И куда тут четвертого? Ты думаешь головой-то, Свет?

– А Дима не против, чтоб я родила четвертого, – Светлана убиралась, приезд свекрови был совсем неожиданным.

– Да чего их слушать, мужиков-то? Ведь родить-то что... А вот поди их вырасти, обеспечь. Потом только и поймёшь, что зря нарожала, – она присела на освободившийся край дивана, теребила в руках резиновую игрушку.

– Галина Семёновна, вы же всей семьёй переживали, что я бесплодная. А теперь приехали уговаривать, чтоб не рожала...

– Конечно, переживали. Как не переживать-то? Чай, он нам – сын. Кому ж захочется, чтоб сын бездетным был? Ты нос-то не задирай. Подумаешь – рожает она. И мы рожали. Головой думай. Мужику тоже покой нужен, он уж и сейчас от тебя сломя голову убежать хочет. Что его дома-то ждёт? Вот это? – и она обвела рукой их "хоромы", – А вы ведь нам денег должны, помнишь? И вот что я тебе сказать приехала – долг платежом красен. Коль побежишь за четвертым, так мы затребуем долг отдать. Так и знай! А что? Раз у тебя есть возможность столько детей вырастить, значит денег куча. Или нет? Или ты думаешь, что деньги-то с неба сыплются...

– Вы серьезно? – Света сунула бутылку дочке. Девочки уже бегали, было им почти по году.

– А ты, как думала? Ты пойми, мы же не из чёрствости это, а из добрых побуждений. И о себе подумай, посмотри – кожа да кости!

Свекровь уехала, а Светлана совсем расклеилась, накричала на Антошку ни за что. Он расплакался, а за ним и девочки. Вот и ей хотелось сейчас также разрыдаться. Она подошла к зеркалу в прихожей. Свекровь права. Ничто так не уродует женщину, как украшающая её беременность. Надо лечить хотя бы передние зубы, надо заниматься собой.

Она оглянулась на плачущих детей. И почему свекровь сказала, что Дмитрий хочет убежать? А долг... Вот как же долг?

Ладно, подумает об этом позже. А сейчас она успокоит детей, приготовит вкусный ужин и, конечно, будет ждать ... четвертого.

– Дим, мама твоя приезжала. Угрожала требованием долга, если четвертого рожу.

Дмитрий, видимо, слышал это уже от матери. Потупил глаза в тарелку, молчал.

– Дим, думаешь, аборт?

Он поднял на нее глаза:

– Нет! Ещё не хватало, чтоб мы повелись на их угрозы, – сказал, а потом добавил тише, – Правда, совсем не знаю, где денег брать. Если долг отдавать, как жить-то?

На следующий день после работы пришла Ирина. Света рассказала о визите свекрови.

Ирина, раскачивая на коленях Антошку и Злату, спросила.

– Сколько?

– Чего сколько?

– Ну, сколько вы денег им ещё должны?

– Много. Почти четыреста тысяч.

– Я дам. Отдайте долг.

Светлана выпучила глаза.

– Как? Как это – дам.

– Так. Дам. Отдадите, когда сможете. Может, когда на работу выйдешь, полегче будет.

– А у Вас что, есть?

– Да. Мы с мамой давно откладывали. Накопили. Мы ж вдвоем жили. Много не тратили, у мамы куры, огород. Чего нам, двум женщинам... Я работала, у мамы пенсия хорошая.

– А мама не против будет?

– Ну, что ты! Вы же теперь – моя семья, а значит и ее. И, кстати, если уж заговорили. Она познакомиться с тобой очень хочет. Старенькая, ей уж за восемьдесят, но ещё и на огороде копошится. Может, съездим?

– Съездим,– улыбнулась Света, – Вот в эти выходные и съездим.

Домик, обнесенный зелёным деревянным резным забором, заросшим яблонями, Свете очень понравился. И внутри все оборудовано по последнему слову техники. Ирина занималась обустройством дома всегда с душой. Детей у нее не было, и все свои силы направила она на благоустройство своего жилья.

Несмотря на то, что дом с виду был небольшой, там оказалась довольно просторная кухня и три комнаты. Причем зал почти в тридцать квадратов.

Отец тут уже освоился, направился в сарай вместе с Димой, что-то там ему показывал. А женщины с детворой накрывали стол. Старая мать Ирины – Надежда Тимофеевна с любовью глядя на детей, вдруг заплакала.

– Ты чего это, мам? – Ирина смотрела на мать.

– Та-а..., – мать утирала слезы фартуком, – Усе думала, когда и по нашему дому забегают ножки маленькие, и вот... дожила.

Она то и дело гладила морщинистой рукой то одного, то другого. Никак не могли ее заставить сесть за стол, она все любовалась детьми. Зоенька так и уснула у Надежды Тимофеевны на руках. Тепло бабушки ее укачало.

За столом начали обсуждать вопрос, который Свету очень беспокоил – в их квартире негде было развернуться. По программе многодетности они получили земельный участок, но на строительство совсем не было ни средств, ни сил.

Отец предложил.

– Так! Витька уехал, мы с Ирой одни теперь. А не махнуться ли нам квартирами? Мы переезжаем в вашу однушку, а вы в нашу трешку.

Светлана посмотрела на Ирину, та расставляла чашки, опустив глаза. Света догадалась – это Ирина придумала и провела работу с отцом. Просто сделала так, что предложение это озвучил он.

Тему обсудили, решено – переезд состоится, осталось найти подходящее время.

Дмитрий отвёз деньги родителям. Пришел, положил на стол. Хотел сказать пару обидных слов, но посмотрел на отца, и без того чувствовавшего себя в этой ситуации виноватым, и промолчал. Положил и ушел, прикрыв за собой дверь, понимая, что сюда он с женой не приедет теперь долго.

Пока собирались, пока рядили с переездом, случилось горе. Надежда Тимофеевна упала прямо на грядках в огороде. Инсульт. Умерла в больнице. Ира очень тяжело перенесла смерть матери, долго ездила на могилу, тосковала, часто плакала.

Когда встал вопрос о выборе – переехать им со сменой квартир, или перебраться Светлане с Дмитрием в дом Надежды Тимофеевны, Света не задумывалась – выбрала дом. Вспомнила слова старушки – пусть по дому бегают ножки маленькие. Да и коляску выставить, и детям раздолье... А ещё за дом двумя руками был Дмитрий. Так приглянулось ему подворье, заинтересовался инструментами в сарае.

И теперь Ирина приезжала уже в свой дом к Светлане с детьми. Она легко с ними управлялась. Сюда с отцом они на лето практически переехали. И проблемы с малышней как-то рассосались, разошлись по пространству двора, дома, по количеству рук.

Дед тоже нянчился с удовольствием, особенно с Антошкой, старшим. Они ходили на речку, ловили рыбу, учились кататься на велосипеде, совершали свои подвиги-вылазки. А Ирина потом ворчала, что утащил дед ребенка в такую даль...

Отец взбодрился, немного похудел, что было ему на пользу, и посвежел. Похорошела и Света. Ирина настойчиво ее отправляла по врачам, Света вылечила зубы. Ира заставила ее "трубить" о себе в соцслужбе, сама писала запросы. И даже выхлопотала путевку на лечение, которое, правда, пришлось отложить – Свету, по-прежнему, мучил токсикоз.

Света родила четвертого ребенка кесаревым. Мальчик на четыре килограмма. Врачи рекомендовали перевязать трубы во время операции, она согласилась. Уж слишком тяжело ей давались каждые роды.

Очень медленными темпами, но все же рос новый дом на выделенном участке. Дмитрий увлекся стройкой.

А Ирина, которая так и не смогла в свое время стать матерью, стала малышам великолепной бабушкой. Было ощущение, что вся ее нереализованная материнская сила досталась теперь детям Светы и Дмитрия.

Уже появились первые сотовые телефоны и однажды в волнении Светлана позвонила Ирине. Было позднее время, а с работы Ира не приехала. Телефон не доступен. Все волновались, и тут вдруг связь появилась. Света выпалила:

– Мам, ты где? Ты где, мам?

– Я к дому подхожу, дочь, не волнуйтесь, – Свете показалось, что Ира сказала это как-то особенно проникновенно.

С тех пор Ирина стала для Светы мамой.

– Бабушка, а как называются эти цветочки? – девчонки-близнецы занесли в дом жёлтые цветы.

Ирина и Света копошились на кухне.

– Мать-и-мачеха, девочки. Видишь вот, одна сторона листа холодная и гладкая – это мачеха, а вот эта теплая, мягкая – мать, – объясняла Ирина.

– Это хорошо, что у нас мать, а не мачеха, – рассуждала Злата, – Мачехи-то злющие!

Девчонки убежали, а Ирина со Светой посмотрели друг на друга, и вдруг покатились со смеху, рассмеялись обе до слез. Мать Дмитрия теперь общалась со Светланой мало. Видимо, обижалась количеству детей.

Света считала, что четверо детей – это ее предел, исполнение мечты. Но человек всегда может сделать чуть больше того, что вчера казалось пределом его сил.

Что-то случилось там – на небесах. Господь расщедрился. Через четыре года с "перевязанными" трубами у Светы опять наступила беременность. Говорили, что такое бывает в одном случае на тысячу. Но Светлана уж привыкла не верить процентным соотношениям. И в семье появилась последняя младшая Наденька. Родственникам Дмитрия о беременности даже не сообщали.

– О! Это в честь бабки отца, в честь прабабушки твоей, получилось. Надежда она у нас была. Надежда Ивановна, – уверенно сказала свекровь Дмитрию, когда приехал он на своей собственной уже машине сообщить о дочке и просто проведать родителей.

– Нет, мам. Надежда она – в честь той женщины, в доме которой мы живём. В честь Надежды Тимофеевны.


Рассеянный хореограф