Бечо

Я пятился, не сводя глаз с открывшейся мне, ужасной картины. Пригнув морду к земле, на меня в упор смотрела тварь, налитыми кровью глазами. Это уже был не мой Бечо, умный и дружелюбный пес. Из горла твари исходило низкое хриплое рычание на одной ноте, а из ощеренной пасти торчали окровавленные клыки. Растерзанный баран лежал рядом, бессмысленно уставившись в небо застывшими глазами.

Делая шаг за шагом назад и изо всех сил стараясь не споткнуться на торчащих то и дело из земли камнях, я продолжал светить фонариком на Бечо и не сводил глаз с этой ощеренной пасти. Если он сейчас бросится на меня, я даже не успею добежать до кошары.

— Бечо, друг, да это же я! — Я сам слышал, как у меня дрожит голос, выдавая весь мой страх.

Он перестал рычать, но продолжал в упор смотреть на меня еще несколько секунд. А потом отвернулся и продолжил свое пиршество. Я боясь повернуться к нему спиной, продолжал пятиться до самой двери, а когда нащупал ручку, открыл ее, залетел внутрь и задвинул засов.

Я стоял, прижавшись спиной к двери с внутренней стороны и с дрожью прислушивался к звукам разгрызаемых костей снаружи. До ближайшего селения отсюда около пятнадцати километров горного рельефа или целый дневной переход. Связи никакой нет, вызвать помощь невозможно. Что же мне теперь делать? Как выбираться отсюда?

Четырьмя днями ранее…

Стоял теплый солнечный день. Начало лета, здесь у нас в горах, самая красивая пора. На фоне блестящих на солнце, белоснежных вершин гор, цветут азалия понтийская и рододендрон кавказский. Уже распустились душистые травы, а бурные воды горных рек очистились от грязи после весеннего таяния снегов и сверкают белизной пены на перекатах.

Мы с Бечо, моим другом, кавказской овчаркой, гнали нашу отару овец на дальнее отгонное пастбище, в высокогорье, не обращая внимания на красоту природы вокруг. Дорога предстояла не близкая и, чтобы не потерять ни одного барана на таких перегонах, особенно в высоких травах на влажной земле у речки, требовалось быть очень бдительным. Особенно пастушьей собаке. Я Али, студент филологического факультета Кабардино-Балкарского университета. Бечо — мой самый верный и самый лучший друг. Я сам нашел его малюсеньким щенком восемь лет назад и принес домой. Тогда я прогуливал школу и сидел под мостом, у речки, когда услышал, как где-то рядом тихонько скулит щенок. Там, среди камней, я нашел как будто небольшую берлогу в которой находилось три новорожденных щенка кавказской овчарки. Двое уже умерли, а третий лежал неподвижно и тихонько поскуливал не поднимая головы. Когда я взял его в руки, он поднял голову с ещë закрытыми глазками и потыкался мне в ладонь горячим носиком. Все, на что у него хватило сил. Я побежал с ним домой, забыв о том, что я должен быть «в школе» до двух часов дня. Отец тогда даже не поругал меня за прогул, а взял у меня щенка, принес пипетку и молоко и стал его аккуратно кормить. Он сказал, что наверное с его матерью что-то случилось. Где-то погибла. Иначе она так или иначе вернулась бы к щенкам.

И мы его выходили. Я грел молоко и кормил его из пипетки по утрам. Потом сажал в коробку, куда постелил баранью шкуру и бежал в школу. Прибежав домой, я первым делом доставал его и снова кормил. И скоро он окреп, открыл глаза и стал смотреть на меня и на мир своими любопытными темными бусинками. Я назвал его Бечо и мы были с ним неразлучны, пока я не окончил школу и не уехал учиться в город. Это недалеко. От нашего села до Нальчика всего семьдесят километров и по выходным я часто приезжаю домой. А вот сейчас приехал на целое лето и, чтобы не слоняться без дела, взял подработку. У нас в селе с этим просто. Есть несколько крупных фермеров, занимающихся разведением баранов и всегда требуются пастухи. Работа не сложная и платят прилично, но ты пасешь баранов всю свою смену и возвращаешься домой только после ее окончания. Мне это даже нравилось, я соскучился по родным местам и мне хотелось уйти хоть ненадолго повыше в горы. Бечо, конечно же, отправится со мной. Без собаки пастуху никак не обойтись. Кто же поможет собрать в кучу разбегающуюся в разные стороны отару, испугавшуюся шакала или стервятника? Кто отгонет хищника? Еще в этой работе есть очень строгая материальная ответственность. За потерявшегося барана вычитают его стоимость из оплаты. А расчет по возвращению. В остальном работа не сложная и нам с Бечо даже знакомая. Мы не раз с ним пасли наших собственных семейных баранов. Правда недалеко от дома и всегда возвращались по вечерам. Да и баранов у нас бывал десяток. Но ничего, справимся. Мы зашли на ферму к Ауесу и получили сто пятьдесят голов.

Удобные для выпаса места у нас называют отгонными пастбищами, они есть и вблизи села и выше в горах. На таких пастбищах сообща строят загон для баранов и домик, для пастуха, называемый здесь кошара. Это — для всех, как охотничий домик. Пригоняешь свою отару на пастбище — занимаешь кошару, если она свободна. После себя оставляешь порядок и запас спичек и соли. Ближе к селу все кошары, конечно, давно были заняты. Немного дальше — тоже. И вот так, уже имея на руках отару, мы с Бечо вникли в сложившийся порядок. Оказалось, что хорошие и удобные отгонные пастбища были не просто заняты, а расписаны на все лето. На одном пастбище долго держать отару нельзя, бараны быстро съедают всю сочную траву и ей нужно время, чтобы снова вырасти. Пастухи, кто занимается этим постоянно, берут отары по шестьсот, а то и восемьсот голов и составляют расписание на весь сезон, кто куда с ними пойдет.

Вот так, меняя места весь первый день, и везде натыкаясь на других пастухов, я узнал, что свободных пастбищ в нашем ущелье не осталось. Хитрый Ауес ничего мне не сказал об этом, хотя не мог не знать. Что оставалось делать? Возвращаться домой и оставаться без подработки? Нет уж, мы с Бечо сдаваться не станем! Я вспомнил о старых ячьих пастбищах высоко в горах, о которых мне когда-то рассказывал отец. Там, наверху, у самых ледников, в глухих местах, где не встретить других людей, давным-давно наши предки пасли одомашненных яков. Потому и остались в памяти как ячьи. Вообще-то это наша семейная страшилка и рассказы о ячьих пастбищах сводятся к тому, что людям надо обходить эти места стороной. Не помню, о чем там, в точности, рассказывалось. По-моему, о какой-то проклятой земле и пещерах, где обитают демоны. Отец вообще любит всякие такие старинные предания и рассказы, якобы передающиеся из поколения в поколение. Я же никогда не придавал им значения.

И вот мы с Бечо гоним нашу отару, не отвлекаясь на красоту природы вокруг.

Про себя я давно решил, что если и там мы не найдем свободной кошары, я обойдусь и без крыши над головой. Мой верный Бечо всегда меня поддержит и не станет роптать, даже если спать придется вполглаза и собирать баранов по ночам, не давая им разбрестись в темноте.

Мы дошли до места уже вечером, после заката и перед самой темнотой. Я сразу понял, что это то самое место, хотя никогда прежде здесь не бывал. На огромном альпийском лугу, поросшем сочной травой стоял старинный загон для скота, связанный из сухих веток деревьев. А рядом, глядя на нас единственным темным окошком маленькая кошара. Оказавшаяся, к моему удивлению и радости, свободной.

Ночь мы с Бечо провели под крышей и в тепле, разведя огонь в старинном очаге и протопив маленький домик. Деревянная дверь запиралась изнутри толстым деревянным засовом, под столом оказалась стопка помятых кастрюль и целая коробочка соли. Этой кошарой конечно пользовались. Но очень давно. Видимо, из-за ее неудобного расположения, очень уж далеко было сюда гонять отары. Топчан, сколоченный из грубых досок, стоял в углу, но никаких одеял или шкур в домике не нашлось. Пришлось спать так. Бараны наши отлично переночевали в загоне, оказавшемся совершенно целым. Внутри его даже протекал маленький чистый ручеек, перерезающий луг пополам и впадающий в речку.

Первое утро выдалось сырым и туманным. Я продрог, несмотря на то, что камин горел всю ночь. Было бы неплохо иметь здесь теплое одеяло и подушку, но, потихоньку что-нибудь придумается. Здесь можно простоять, не сходя с места, не меньше двух недель с нашей небольшой отарой. Половину оговоренного с Ауесом срока. Когда же трава на лугу закончится, баранов можно отгонять днем на склоны неподалеку и возвращаться на ночевку сюда. А через месяц просто спускаться в село и получать свою оплату. Все складывалось очень хорошо и я был в отличном настроении, предвкушая, как расскажу дома о том, как прожил месяц на ячьем пастбище и как удивится отец.

Солнце первого дня как раз поднялось в зенит, когда все началось. Бараны мирно паслись на лугу, неподалеку от загона, а я, изучая окрестности, прошел выше, поднявшись немного на водораздел. Туда, где виднелись серые скалы. Бечо бежал за мной, то опережая, то отбегая в сторону. Обнюхать какой-нибудь куст или норку суслика. Я был уже довольно высоко и выпустил его из виду, когда услышал, как он жалобно взвизгнул где-то в стороне. Я резко остановился и стал озираться. Мне показалось. Что я слышал его справа и я быстро пошел в том направлении. -Бечо! — звал я его. — Бечо! Но пес не отзывался. Хотя всегда отвечал своим глухим лаем на мой призыв. Что могло напугать собаку, которая доходила мне до груди в холке и весила около восьмидесяти килограмм? И если он с кем то не справится, то что смогу сделать я? Я и сам ощутил укол страха и не знал, что мне делать, продолжая быстро идти туда, где слышал его последний раз.

Вдруг я увидел, за небольшим провалом в склоне, проточенным маленьким родничком, торчащий из наклонной земли склона небольшой скальный останец. А оттуда вылезающего задом наперед Бечо. Я бросился бежать к нему, а он, выбравшись из пещеры, припал мордой к земле и тер лапами нос, тихонько поскуливая. Точно также как тогда, когда его еще маленького и слишком любопытного щенка, тяпнула за нос пчела.

У меня отлегло и я, подбежав к нему, насмешливо с ним заговорил. — Что, Бечо, влез в чей то дом без спроса? Наконец он перестал тереть нос и выпрямившись, посмотрел на меня так виновато и жалобно, что мне снова стало не по себе. Его трясло от страха и он косился на нору, откуда только что вылез. Сейчас, подойдя ближе, мне показалось, что оттуда тянет тухлятиной. Может быть это медвежья берлога? Но на Бечо не видно никаких ран или царапин. Может быть дома только маленький медвежонок? И вот-вот вернется взрослая медведица? Я позвал Бечо и повернувшись, быстро пошел вниз. Туда где виднелись наши пасущиеся бараны. Он следовал за мной, опустив морду и смотря вниз. Здесь, в этих краях не водятся медведи, но, может одна самка все же пришла откуда-то? Иначе чем объяснить испуг собаки, которая за всю свою жизнь в горном селе не боялась ничего? Спустившись, я стал загонять баранов в загон. Он также был полон травы, как и весь окружающий луг. Корма им сегодня хватит и там, а мне сейчас не до них. Бечо, обычно с удовольствием помогающий гонять баранов и пугающий их своим глухим басовитым лаем до дрожи, сейчас совсем мне не помогал. Он сел на землю у кошары и сидел, глядя вверх по склону. Туда, где осталась эта страшная пещера.

Я осмотрел его, когда закончил с баранами, но, на нем не было ни одной царапины. Что же там произошло и чего нам теперь нужно здесь бояться?

Ночью он разбудил меня и попросился на улицу. Его глаза смотрели на меня так грустно, что разрывалось сердце. Так смотрят собаки, когда уходят умирать, мне это было уже знакомо. Я разговаривал с ним, гладил, просил остаться. Мне было страшно и невыразимо грустно. Но Бечо только поскуливал, говоря мне, что я должен ее открыть. Должен.

Я выпустил его в ночь и закрыл дверь. И до утра не сомкнул глаз. Я надеялся, что Бечо отлежится на воздухе и вернется. И утром я его найду у домика и у нас все будет хорошо. Но в душе я знал, что он ушел навсегда.

Я лежал и думал. Что же произошло там, в той пещере? Кого мог встретить громадный волкодав, чтобы испугаться? Не медведь, теперь это очевидно. Был бы тут медведь, мы бы уже об этом узнали. И на нем не было ни царапины, а заставить Бечо отступить без боя не смог бы никто. И почему после этой встречи здоровый и сильный пес вдруг уходит посреди ночи от хозяина, как будто уходит умирать?

Бечо вернулся через день. Я провел день и ночь один, выпасая баранов на лугу. Состояние у меня было ужасно подавленным. Я не знал, зачем я здесь и почему не ухожу домой. Мне не нужны были ни этот заработок, ни эти бараны. Я не знал, как мне перегнать эту отару обратно в село в одиночку. Но останавливало меня не это. А то, что я не хотел уходить один. В душе я продолжал надеяться, что мой друг еще может вернуться. Ведь может быть, что он заболел? Там в пещере был запах тухлятины. Может быть он что-то съел и отравился? И ушел, подчиняясь инстинктам. Но он может поправиться и вернуться. И я тянул. Прошел очень тяжелый день и не менее тяжелая ночь и утром я открыв дверь кошары и выглянув наружу, первым делом встретился глазами с Бечо. Я подбежал к нему и обнял за шею. Мне хотелось разрыдаться, а он сидел как статуя и только смотрел на меня отсутствующим взглядом. Он, как будто не узнавал меня, как будто это вообще был не он. Не стал есть ничего из наших припасов, только обнюхал то, что я ему положил и отвернулся. Он не ел весь день, то сидя у кошары, то прогуливаясь неподалеку сам по себе. Сколько я не звал его поиграть или помочь мне, он оставался безучастным, как будто от моего жизнерадостного и дружелюбного Бечо осталась одна оболочка. Вечером я загнал баранов в загон сам и пошел в кошару. Мне не хотелось звать с собой в дом Бечо, к вечеру я стал бояться его. Не узнавая его и не понимая, что с ним произошло и чего от него ждать.

А ночью меня разбудило испуганное блеяние баранов. Я вскочил и бросился на улицу. Судя по звукам на отару напал хищник. Бараны с криками метались по всему загону. Где же Бечо? Я зашел в загон, открыв ворота прямо напротив двери кошары. Бараны сбились в кучу в дальнем углу только тихонько жалобно блеяли. Впереди что-то возилось на земле, урча и фыркая. Я достал фонарик и включил, направив луч туда, откуда доносились звуки. Картина, которую я увидел, заставила меня в ужасе попятиться…

Часть 2

Звуки страшного пиршества через некоторое время затихли и бараны перестали жалобно блеять. Наступила тишина, видимо он ушел. Но, все равно, до утра я просидел в кошаре, запершись на засов. Я не чувствовал себя здесь в полной безопасности, мне казалось, он сможет сломать эту дверь или пролезть через окошко, если решит растерзать также и меня. Что же случилось с псом? Подхватил бешенство? Может кто-то в той норе слегка его укусил, так, что я даже не смог рассмотреть повреждений из-за шерсти. Но в кровь попала инфекция, от которой он помутился разумом. И теперь, вместо моего Бечо, по горам бегает громадный и мощный, но безумный и бешеный волкодав. Или старые легенды не врут? И здесь действительно проклятая земля, в которой обитают демоны? Чего мог так испугаться Бечо в той норе? И почему он ушел в ночь, как будто чувствуя приближение смерти? И вернулся уже не он? Сейчас, ночью на ячьем пастбище и после всего произошедшего эти старые семейные страшилки уже не выглядели смешно и нелепо.

Самое главное, что теперь делать? Одного барана он уже сожрал и будет жрать их и дальше. А если доберется до меня, то мне тоже несдобровать. Нужно уходить отсюда поскорее, но вот как? Если бросить баранов и бежать самому, то всей семье придется отдавать долг Ауесу. И, это еще, если я сумею выбраться. А столько у нас нет, придется брать в долг. Если попробовать перегнать отару обратно в село самому, то отдавать в любом случае немного, даже если еще потеряю несколько баранов по пути. И может так даже безопаснее. Этот монстр может напасть на меня, если я буду один. А так, может просто заберет еще одного барана. Решено! Как бы там ни было, с утра я ухожу отсюда с отарой.

Когда небо, видимое сквозь маленькое мутное окошко, начало на глазах светлеть, я потихоньку отодвинул засов. На улице стояла предрассветная влажная погода. Пронизывало холодом. Бараны стояли в дальнем углу загона, сбившись в кучу, несмотря на то, что ворота так и остались стоять открытыми. Монстра нигде не было. Я не мог больше называть его тем именем, которое он носил. Именем доброго и умного пса, моего лучшего друга и члена моей семьи. Это не он, не мой Бечо. На траве в середине загона лежали остатки сожраного им барана.

Я собирался недолго и, когда начался рассвет, уже гнал отару вниз по ущелью. Кошара и загон скоро скрылись из вида. Оглянувшись первый раз, я увидел позади только складки местности. Монстра тоже было не видно. Отпустит ли он нас так просто? Остается надеяться только на удачу и торопится. Потому что противопоставить ему мне нечего. Если дойти хотя бы до обжитых кошар и встретить людей, уже не так страшно. И я заспешил дальше.

Солнце поднялось из-за рельефа и осветило ущелье только часа через два, когда мы были уже почти у пересохшего ручья, который я запомнил с нашего пути сюда. От него, до села, точно не больше десяти километров. Я шел и вспоминал, что именно рассказывали мне в детстве про эти проклятые пастбища, но толком не мог ничего вспомнить. Кроме того, что отец говорил, что там проклятая земля и в пещерах, что ведут в самую преисподнюю, живут демоны. Сейчас, при свете дня, мне все это снова казалось сказками. Зато я вспомнил, что болеющие бешенством животные, начинают бояться солнечного света, из-за нарушений нервной системы. Он наверняка спрятался в одной из тех же пещер и не выйдет до вечера.

Снова накатило тяжелое состояние и ощущение потери. Как же так? Как такое могло с нами случиться? Неужели же ничего нельзя для него сделать? Нет, нельзя — тут же приходил холодный, безжалостный ответ. Он уже умирает и жить ему осталось совсем не долго. Ему никак нельзя помочь. А мне нужно выбраться отсюда. Этого бы он хотел больше всего, если бы умел говорить и мог мне что-то сказать на прощание.

Я не чувствовал голода, жажды, усталости. Я только шел вперед не останавливаясь и не давая останавливаться отаре. Бараны, давно позабывшие о ночных потрясениях, то и дело пытались остановится и задержаться у особо аппетитного кустика, но я был неумолим. Держа в руке длинную палку, я размахивал ею и с шумом бил по земле, придавая им скорости. Так мы шли и шли, когда на пути показалась первая кошара. Отары рядом не было, наверное паслась где-то неподалеку. Над трубой, торчащей из крыши, поднимался легкий дымок. Видимо один из пастухов, остался готовить ужин. Еще утром мечтавший о том, чтобы встретить других людей и собиравшийся остановится у первой же обитаемой кошары, сейчас я торопился мимо. Давно стало понятно, что за нами никто не гонится и мне никого не хотелось видеть. Никому не хотелось рассказывать о той трагедии, которая меня постигла. Хотелось только побыстрее добраться домой и оставить позади весь ужас и всю боль, которую пришлось пережить за последние дни.

Еще даже не начало темнеть, когда я дошел до села и сразу отправился на ферму к Ауесу. Он был крайне недоволен моим ранним возвращением и раздраженно пересчитывал баранов. Я потерял только одного, о чем и сказал ему сразу. Пока он считал, я смотрел вдаль, где в вечерней, предзакатной мгле растворялись вершины гор. Где-то там остался и Бечо.

Я брел домой, глядя под ноги и не здороваясь с соседями. Еще начнут расспрашивать, а я не хотел никому ничего говорить. Это слишком личное, это наше с ним.

Увидев меня, заходящего во двор, мать сразу перепугалась и бросилась ко мне, спрашивая что стряслось. Ее сердце не обманешь. И я все подробно рассказал семье, сидя на кухне за столом, где собрались все. Дед, отец, мать и две мои младшие сестры.

— Для чего я тебе столько раз говорил никогда туда не ходить? — Строго спросил отец. Он сильно хмурился весь мой рассказ, и было видно, что он напуган. — Чудом ты сам остался цел. Просто чудом.

— Он подхватил болезнь, па. Его кто-то укусил в норе и заразил бешенством.

— Болван! Бешенством болеют много дней, а не вот так. И ты думаешь, что я старый дурак и рассказываю какие-то идиотские байки?

— Как много дней?

— Вот так! Ты решил, что умнее всех остальных, чуть не погиб сам и погубил пса! — Отец в сердцах встал из-за стола и вышел.

Повисла тягостная тишина. Младшие сестры испуганно переводили взгляды с меня на мать и деда и снова на меня. Я тоже не знал, что говорить и как себя вести. Мать, все пыталась меня накормить, пододвигая мне поближе тарелку, но я даже смотреть на еду не мог. Дед хмуро смотрел в стол и качал головой. Наконец он посмотрел на меня и сказал, обращаясь к остальным:

— Выйдите все, нам поговорить надо.

Мать вспыхнула, резко подняв голову, но не посмела перечить и они с сестрами вышли из кухни.

— То, что я сейчас скажу, покажется тебе такими же байками, как и то, что говорил тебе не раз отец. Но слушай внимательно. Вы, совсем другие, вы люди нового времени. Потому вам и кажутся дикостью и суевериями народные предания. Вы люди открытого мира. Вы лучше и сильнее нас, умнее и образованнее и вы сможете построить лучшую жизнь, чем мы. Ваша сила в том, что вы можете разговаривать со всем миром и видеть весь мир. Даже не выходя из дома. Но запомни: чем дальше вы смотрите, тем меньше видите вблизи. А теряя способность видеть то, что перед носом, человек становится слабее и уязвимее. И когда-то не сможет противостоять самым простым угрозам. Когда-то ты поймешь то, что я тебе сейчас сказал. Пока просто запомни и думай об этом на досуге.

А теперь слушай, что сейчас делать. Демоны, что живут на проклятой земле, нападают на тех, кто смеет соваться в их обиталище. Они поглощают разум и подчиняют тело себе. Творят страшные вещи, руками тех, кого поработили. И тебе действительно очень повезло уйти оттуда невредимым. Они не живут долго в порабощенном теле. Не давая ему никакого отдыха, они гоняют его без остановки, нападая на все живое. А когда силы у жертвы иссякают, бросают его и возвращаются в свое подземное логово. Потому и не отходят никогда от него далеко. А может не потому, а просто не могут уйти с этой проклятой земли.

Пес еще жив, и будет жить, пока его не бросит демон, где-нибудь на камнях, когда он сам не сможет даже встать. Все зависит от его собственных сил, как долго он протянет. Обычно всех, что попадается ему на пути, демон убивает, нападая даже на тех, кто сильнее. Так что жертва может быть сильно изранена. Сами они бесплотны и не могут нанести вреда живым, если их изгнать из тела. Потому и жертву бросают живой, так как убить ее, не находясь внутри, они не могут.

А теперь самое главное. О том, как изгнать демона из того, в ком он сидит. Да, его можно изгнать. Они не выносят христианской святой воды. Бегут от нее, как от огня. Стоит обрызгать этой водой того, в ком сидит демон, как он исчезнет, оставив жертву в покое. Такая вода есть и в горах. Слышал когда-нибудь о серебряном источнике? Так его назвали наши предки за то, что вода в нем чистая как серебро. И никогда не портится. Но он бьет всего пару недель в году, в разгар лета. Всегда в разное время. И сейчас еще рано, так что на него надежды нет. А значит надо поехать в город и идти в церковь за святой водой.

— А мне дадут? Мы же мусульмане…

Дед улыбнулся, глядя на мое растерянное лицо.

— Конечно дадут. Им нет разницы, в кого ты веришь или какой национальности. Заходи в церковь без страха и попроси освященной воды. И торопись, если хочешь успеть спасти друга…

Я мчал в город, сидя на переднем сидении в машине соседа и прижимал к груди пятилитровую бутыль. Когда я залетел к нему в дом, трясясь от возбуждения, и попросил срочно свозить меня в город, он перепугался. Спросил, все ли живы и здоровы дома и я ответил, что да, но мне нужно срочно попасть в христианскую церковь. Спасибо ему, больше он не задавал никаких вопросов. Накидывая на ходу куртку и крикнув через плечо жене, что уехал в город и вернется часа через три, он завел машину и мы тронулись в путь.

Был поздний вечер и около церкви не было ни одного человека. Озираясь по сторонам, я подошел к массивным деревянным дверям и потянул ручку, боясь, что дверь закрыта. Но она легко и бесшумно открылась, пропуская меня внутрь. Запах восковых свечей и атмосфера молчаливой торжественности и огромной силы, заставили меня идти как можно тише. Я боялся нарушить эту тишину. Спохватился, вспомнив, что христиане при входе в церковь крестятся. Не надо ли было и мне? Наверное не надо… Да я уже и вошел…

В огромном зале висели иконы, и горело множество свечей. В конце зала, спиной ко мне, одетый в длинную накидку, стоял священник. И, что-то читал. Видимо услышав, как я входил, он повернулся и вопросительно посмотрел на меня. Все также, стараясь не шуметь, я подошел к нему и тихо попросил, освященной воды, протягивая ему свою «пяти литровку». Я готовился, как отвечать на вопрос, зачем она мне, всю дорогу. Сокращая рассказ и подбирая слова. Я боялся соврать, вдруг из-за этого святая вода не сработает. А рассказывать все как есть очень долго и страшно, может вообще решат, что сумасшедший. Но священник ни о чем не спросил. Взял бутыль и наполнил ее из глубокого чана. Перекрестился сам и трижды перекрестив воду, с улыбкой вернул мне бутыль.

Мы мчали обратно в село, поднимаясь по горной дороге. И образы церкви и священника затмили образы того, с чем мне скоро предстоит столкнуться. Я выйду в горы сразу, как только мы доедем до дома. Если я зайду, отец обо всем узнает и не отпустит меня. Дед сказал, что отец бы ни за что не рассказал мне этого сам, как не рассказал бы и ему дед, много лет назад, когда ему было столько же, сколько сейчас мне. Только с годами начинаешь понимать, что на самом деле важно, а что нет. Если не боишься и хочешь туда пойти — то иди и не отступай ни перед чем.

Машина плавно остановилась у дома соседа. В наших окнах свет не горел, все спят. Уходя, я сказал маме, что пойду к друзьям и заночую у одного из них. Хочу отвлечься. Тихо я проскользнул мимо наших ворот и быстрым шагом поспешил по дороге в сторону гор…

Часть 3

Село осталось уже далеко позади, когда начала заниматься заря. Солнце восходило над горами, рисуя длинные тени. Я чувствовал себя настолько разбитым и уставшим, что едва передвигал ноги. Уже двое суток я практически не спал и ничего не ел.

Тяжелая баклажка, со святой водой в руках, резала руки тонкой пластиковой ручкой и становилась как будто еще тяжелее с каждым километром. Время от времени подступала тошнота и на крутых подъемах в глазах появлялись «черные мошки». Несмотря на все трудности и плохое самочувствие, я продолжал упорно идти вперед и не снижал темпа. Ему куда хуже, чем мне. И надеяться, кроме меня не на что и не на кого. Я сделаю все, что будет в моих силах и, если понадобится, буду идти до тех пор, пока не упаду. И шаг за шагом я продолжал продвигаться вперед, поднимаясь все выше в горы.

Казалось, прошла вечность с тех пор, как я отправился в этот путь. И когда я переходил пересохший ручей, русло его было проточено очень глубоко в мягком грунте за много лет, образовав целый небольшой овражек, и приходилось спускаться в него и потом подниматься на противоположную сторону. И перешагивая его в этот раз, я отметил про себя, что дно русла стало влажным. А на самом дне, в мягкой влажной земле, отпечатались крупные следы медведя. Этого мне еще не хватало! Здесь никогда не водились медведи, потому что здесь очень чахлые леса и очень мало пищи. Но вот один, все-таки забрел из лесистых гор снизу. Походит, убедится, что здесь нечего делать и уйдет обратно, а мне теперь еще нужно опасаться нежелательной встречи.

Взошедшее над горами солнце палило немилосердно. Прошла еще одна вечность, пока я стал, наконец, приближаться к ячьему пастбищу. Крышку на бутыли я открутил и положил просто сверху, чтобы в любой момент можно было плеснуть этой водой в нападающего на меня зверя. Я почти не сомневался, что это поможет, но все равно было очень страшно. Потому что никакого другого оружия, кроме этой воды, у меня не было. Если она не остановит зверя, то он просто разорвет меня на куски.

Дальше идти было совсем страшно и сложно, теперь ежесекундно опасаясь нападения с любой стороны, я все время озирался по сторонам. Но вокруг было тихо. Всю дорогу сюда я представлял себе вот это самое место, где я сейчас. Почему-то мне казалось, что уже здесь я найду того, за кем пришел. Где-нибудь повыше, не доходя до кошары, на меня бросится эта тварь, и я прогоню ее святой водой. Вокруг, со всех сторон, поднимались склоны, я же шел по ровному лугу. Склоны расступались все больше, и луг становился все обширнее. Вот, вдали показалась и кошара с загоном. Отсюда было не рассмотреть, есть ли кто-то около нее. Усталость отошла на второй план, я ее больше не чувствовал. Возбуждение и нервное напряжение обострили все чувства, и я был как взведенная пружина. Нервно оглядывая склоны вокруг, я заметил еще две небольшие пещеры. Наверняка их тут множество и осенью или ранней весной, когда чахлая сухая трава едва поднимается от земли, их видно повсюду. Куда же они все ведут? Наверное, глубоко под землю и сходятся где-то там вместе. Наверняка, любопытство заставляло многих залезать туда. И зверей и людей. И находить там свою гибель, выпуская в мир демона. Вот и с нами случилась беда. Удастся ли нам справится с ней и пережить все это?

Кошара приближалась и я уже мог различить внутри загона останки несчастного барана. Но вот, с другой стороны, неподалеку от домика, на земле лежит еще что-то темное. Я направился туда, все также, постоянно озираясь по сторонам.

Приблизившись к дому и рассмотрев, что это лежит на земле, я вскрикнул. Это был Бечо.

Больше всего я боялся найти здесь именно это, боялся, что могу опоздать. И я опоздал. Мой друг лежал на земле. Я бросился к нему и положил ладонь ему на морду. Нос был горячим, он жив! Но весь изранен. Особенно лапы, они просто сбиты в кровь. Как будто он бегал по острым камням. Две раны на боку, вокруг которых от засохшей крови слиплась шерсть. Раны и ссадины на морде, на спине, повсюду. Он тяжело и медленно дышал, глаза были закрыты. Сняв крышку с бутыли, я стал умывать его, стараясь смыть кровь с морды и лап. Нужно срочно нести его домой, но как же мне его понести? Я и поднять то его смогу с трудом. Я сидел и сидел возле него, промывая ему раны и гладя по голове, пытаясь придумать хоть что-то. Нет, никаких других способов ему помочь нет. Пока я схожу за помощью, может быть поздно. Везти тоже не на чем. Я попробовал аккуратно поднять его и взвалить на плечи, не задевая ран, но поднять его аккуратно у меня не хватало сил. Поняв, что я просто теряю здесь время, я поднял его в охапку и, перекинув через плечо, пошел обратно, чувствуя, как задрожали ноги.

Шаг за шагом я шел обратно, вниз по ущелью. Нести пса больше, чем по пятьдесят метров за раз, не получалось, приходилось очень часто останавливаться на отдых. Хорошо, что ему не становилось хуже, он все также не открывал глаз, но дышать стал даже тише и ровнее. Время от времени я трогал горячий, воспаленный нос и успокаивался.

Пройдя, таким образом, пару километров я в очередной раз остановился на отдых, положив его на землю, и увидел как он, не открывая глаз, высунул пересохший язык и попробовал облизнуться. Он хочет пить! Но остатки святой воды остались там, где я его нашел, а в речке вода грязная, ее нельзя пить больному, он непременно подхватит инфекцию. Вот бы найти где-то чистый родник. Но, главное, он жив и пока не умирает. Кажется, все будет хорошо. Я донесу его, а пока нужно срочно найти чистой воды. И взвалив его снова на плечи, я отправился дальше. Солнце давно прошло зенит и покатилось к закату. Дневной зной достиг пика, и я, обливался потом, тоже чувствовал мучительную жажду. Ноги я успел основательно набить и разодрать конскими колючками. С такой ношей некогда смотреть под ноги и прыгать с камня на камень. Идти становилось невыносимо трудно, но, понимая, что любая лишняя задержка может стать непоправимой, я не жалел себя. Переставляя и переставляя ноги и чувствуя острую боль в пояснице. Наконец, мы дошли до пересохшего ручья, и я стал осторожно спускаться в овражек. Даже отсюда сверху было хорошо видно, что влажное место на дне стало намного шире. А в самой его середине, бежал тоненькой струйкой, чистый родничок, искрясь в лучах солнца. Вскрикнув от радости, я стал спускаться быстрее, но тут же, чуть не споткнувшись, остановился. Медвежьих следов стало больше. К тем большим, что я увидел, проходя здесь утром, добавились следы поменьше. Видимо их бродит здесь несколько и сюда они приходят за водой.

Первым делом я сам припал к ручью и напился вдоволь холодной воды. Потом, подтащив Бечо поближе так, чтобы нос почти касался воды, стал набирать ее горстями и брызгать ему на морду. Надеясь, что он очнется и сможет попить. Но он лежал неподвижно и никак не реагировал. Вдруг, совсем близко, раздался дробный стук копыт и, не успел я ничего понять, прямо над нами пролетели два оленя, перепрыгнув овражек с той стороны, откуда мы пришли. Стук копыт пропал в противоположной стороне также быстро, как и появился. Снова наступила тишина, но не успел я очнуться, как снова донесся дробный топот и в наш овраг, не обращая на нас никакого внимания, стремглав залетело стадо диких кабанов. Они даже не повернули на нас головы, прогрохотав в полуметре. И унеслись вслед за оленями. Вскоре затих и их топот.

Что так напугало животных, что они бегут как от пожара? Может медведи? Я потихоньку поднялся повыше и выглянул за край, выше по ущелью. И да, первое, что я увидел, были два бегущих со всех ног, вдоль русла речки, медведя. Они бежали по противоположному берегу речки и могли нас и не заметить. И были еще далеко, их даже толком еще не было слышно за шумом воды. Они бежали по прямой, не разбирая дороги. Вытянув вперед головы и поднимая целые фонтаны брызг, попадая в воду на изгибах речки. Как завороженный смотрел я на эту мощь, молясь про себя, чтобы они пробежали мимо. Оставалось надеяться только на это, потому что если они учуют нас и придут сюда, у нас нет никаких шансов. Как вдруг стало понятно, что им не до нас, и они тоже бегут от чего-то. Догоняя их и срезая расстояние наискосок, позади несся еще один медведь. Такого я никогда не видел, огромный, черный, он, казалось, не бежит, а просто летит над землей, быстро догоняя двух первых. Один из них оглянулся на него и, издав жалобный рев, попытался бежать еще быстрее. Вся троица быстро приближалась. Вдруг один из них, тот самый, что оглядывался на преследователя, резко повернул и в два счета перебравшись через бурный поток, оказался на нашем берегу, продолжая бежать прямо на нас. Второй же, был быстро настигнут догонявшим черным и начался неравный бой. Такого мне никогда не доводилось видеть и, надеюсь, больше никогда не доведется. Большой черный бросился на бурого. Бурый отбивался как мог, но силы были слишком не равны. Несколькими мощными ударами черный поверг бурого на землю и неистово терзал уже почти не сопротивляющегося соперника. Тем временем второй беглец, добежал до нас и также, как и кабаны, даже не повернув головы, пронесшись в полуметре, взбежал на ту сторону овражка. Отвлекшись на него, я упустил из виду происходящее на месте побоища и, посмотрев снова туда, увидел, как черный продолжает терзать уже мертвое тело.

Страшная догадка молнией пронзила меня — он одержимый! Вот чего перепугались все звери в округе. И даже медведи, невесть откуда здесь взявшиеся, бежали от него как от лесного пожара. Они, эти медведи, пришли сюда все вместе. Звери часто выходят из мест постоянного обитания в поисках новых земель, если их становится много. Или еды становится слишком мало. Бывает, что и вырубка леса людьми влечет за собой целую миграцию. Одна из таких причин, толкнула этих троих, подняться выше в горы. И самый большой, из любопытства, залез в одну из пещер на проклятой земле.

Замерев и боясь даже громко дышать, хотя нас разделяла бурная и шумная горная речка, я наблюдал за ним. Мне нечем было нести баклажку со святой водой и я оставил ее там, у кошары. Теперь нам нечего противопоставить этой твари и, если она решит заглянуть сюда, мы обречены. Наконец, бросив разодранную в клочья тушу он стал озираться по сторонам. Я смотрел на него не мигая, припав к самой земле. Он поворочал головой туда-сюда и уставился прямо на меня. Не знаю, видел ли он мои глаза или просто почуял, но он двинулся прямо к нам. И, я принял самое отчаянное, самое последнее решение в своей жизни. Даже не раздумывая, инстинктивно, а не разумом, я решил отвести его от беззащитного Бечо. Чувствуя не страх, а лед внутри я медленно поднялся во весь рост и бросился бежать выше по ущелью не разбирая дороги. Чем дальше я успею убежать, тем лучше, мелькнуло в мозгах. Сзади послышался страшный дикий рев и скачкообразный грохот. Он гонится за мной. Кругом были крупные камни и бежать ровно было невозможно, приходилось петлять. Потому я успел отбежать всего-то метров на десять и почувствовал сильный толчок в спину, от которого я полетел плашмя на землю. Ну вот и все, что я успел сделать. Быстро перевернувшись на спину я успел увидеть ощеренную, окровавленную пасть и совершенно дикие глаза, сверкавшие разумом и такой неистовой злобой, какой я никогда в жизни не видел. Животное не может иметь таких глаз. Это был демон.

Он наклонился надо мной, собираясь вцепиться мне в горло, как вдруг, с глухим, басовитым лаем пролетела тень, сбившая его с ног. Бечо! Они с демоническим медведем покатились клубком по земле. Я видел, как мелькают лапы с громадными когтями, бьющие волкодава по бокам, а он терзал толстую медвежью шерсть на горле. Долго ему было не продержаться, против этой махины. Я схватил большой гладкий камень, не чувствуя веса, поднял над головой и с криком бросился к ним. Подбежав вплотную, я изо всей силы ударил им медведя по голове. Глаза его на миг помутнели и лапы разжались. Я не думая, схватил Бечо за шею и потащил за собой.

— Бежим!

Но он не мог бежать, он еле ковылял за мной. Весь израненный и в крови. Потратив все оставшиеся силы, он повалился на землю. Схватив его на руки, я, как мог быстро, стал уходить подальше и, дойдя до овражка, с родником начал спускаться. Но тут страшный рев прямо позади меня, заставил похолодеть и замереть на месте. Резко развернувшись, я снова увидел вблизи эти страшные глаза. На голове зияла рана и она была вся в крови. Краем глаза увидев взмах лапы со страшными когтями, я инстинктивно отклонился, но, стоя на наклонной сыпухе и с тяжеленным Бечо на плечах, не устоял и полетел вниз. Мы упали прямо в ручей, а демон прыгнул на нас сверху. Но, приземлившись, он вдруг взвыл и я, в третий раз видя прямо перед собой эти ужасные глаза, увидел в них не злобу, а боль и страх. Он стоял передними лапами в ручье и вдруг повалился на бок. Страшный крик раздался выше нас и с огромной скоростью, отдаваясь эхом от склонов, унесся в сторону проклятой земли. «Так вот он где, серебряный источник» успел подумать я и отключился.

Мы с Бечо прогуливались на окраине села, глядя на закат. Вот и закончилось лето, завтра мне уезжать в город на новый учебный год. Очень грустно, но я совсем ненадолго и буду приезжать как можно чаще. Мы не торопились, хотелось растянуть этот вечер как можно дольше. Проходя мимо открытых ворот фермы Ауеса, я помахал ему рукой и он, улыбаясь помахал в ответ. Когда мы вернулись с Бечо, был большой переполох в селе. Ауес сам пришел к нам и сказал, чтобы я не вспоминал о потерянном баране и попросив принять помощь, оплатил Бечо несколько визитов ветеринара и две операции. Говорят, я притащил его всего окровавленного на плечах, ранним утром, но я этого совсем не помню. Я помню, как я очнулся в том овраге, а рядом лежали Бечо и медведь. Медведь тоже очнулся и, глядя на нас ошалелыми глазами потряс мордой и бросился бежать в сторону лесистых гор. Бечо был в сознании, только добавилось ран и он снова тяжело дышал. Как у него только хватило сил на этот бросок? Не знаю. Но очнулся он как нельзя вовремя. Иногда он даже брел сам, помогая мне и давая немного передохнуть. Ночная прохлада бодрила и придавала сил, но где-то, уже вблизи села, силы меня окончательно покинули. Сказалась вся усталость и весь пережитый стресс. Больше я с той ночи ничего не помню.


Автор: Записки горного гида