Я закрыт на все засовы
Добровольно изнутри.
Там, снаружи, мне хреново
Жить, работать и творить.

Заторможен, словно жаба
Средь октябрьских болот.
Стариковским мелким шагом
Совершаю я поход

До стола с открытой книгой
На странице двадцать пять.
С незаженной мятой сигой
Начинаю я читать.

После первого абзаца
Засыпаю рылом в текст.
Понапишут ебанатства
Про красоты разных мест,

Про моря и океаны,
Про причуды дальних стран,
Про пустыни, караваны,
Про любовь каких-то дам.

Враки это, небылицы,
Нету этого всего –
Есть райцентр, психбольница,
Есть паршивое пивко,

Цех кирпичный есть и щебень,
Есть и пизженый горбыль.
В колбасе есть бычий цепень,
Мне сказал один колдырь.

Дальше области я не был,
Там, по слухам, тот же мрак,
Вот и прячусь я за стены,
От цехов, людей и драк.

Нахуй жизнь и нахуй книги,
Надоело, заебло!
В жизни стрëм, а в книгах фиги,
Лишь во сне моём тепло,

Сплю с улыбкой, сон хороший,
Снится собранный мопед,
Батя сыплет в брагу дрожжи,
Рядом дед даёт совет.

Если рыло своё морщу,
Значит, снится поебень –
То ли щебень пизжу ночью,
То ли мой рабочий день

В цехе ебаном кирпичном,
Будто смене нет конца.
В общем, очень драматично,
С элементом пиздеца.

Просыпаюсь рылом в книге,
Повздыхаю, раскурюсь.
Затушив степенно сигу,
За второй абзац примусь.

И опять не дочитаю,
Вырубает, задремлю.
Проебу всё в жизни, знаю,
Ну и ладно, похую.