17 мая 2021 
Limit 
: 
Limit : Маша и медведь. Антиутопическая новелла
– Ма-ша-а! Подъём! С добрым утром и днём рождения!
Рык отца оборвал замечательный сон. Девочка недовольно проворчала нечто невнятное и перевернулась на другой бок. В приоткрытую дверь просунулась морда родителя:
– Мань, хватит дрыхнуть! Наблюдатель уже полчаса над берлогой висит. Давай быстро изобразим праздничный завтрак в честь твоего четырнадцатилетия, и беги на дойку. Коровы измаялись уже в буреломе прятаться.
Упоминание о коровах возымело пробуждающий эффект. Бедным животным и так несладко, не хватало ещё, чтобы их обнаружили наблюдатели. Маша выбралась из постели и побежала на двор.
Дрон кружил над столом, в центре которого возвышался яркий соевый торт, подарок комитета по делам подрастающего поколения. Под камерой наблюдателя дочь поцеловала шерсть на щёке отца и принялась разрезать на порционные куски шедевр современной кулинарии. Синтетический продукт от соприкосновения с ножом скрипел и искрил. Счастливое семейство попробовало угощение и закатило глаза, демонстрируя наслаждение изысканным вкусом. Дрон удовлетворённо загудел и улетел восвояси. Стоило ему скрыться за верхушками елей, как отец с дочерью сплюнули соевую дрянь. Остатки торта отправились в мусорный контейнер.
– Опять от этого экологически чистого продукта вонь и копоть на всю резервацию стоять будет. И на кой придумали сжигать мусор?
– Бать, не ворчи. Если такие тортики живьём закапывать – в грибах сознание зародится, тогда партия ещё и им права даст.
– Да знаю я, знаю. Беги к коровам, а то заждались. На открытое пространство ток не выходите: не ровён час – надзиратель вернётся, будь он неладен.
Бурёнок оказалось восемь против обычных шести. Маша в сердцах швырнула вёдра, которые с лязгом покатились под копыта. Коровы в испуге поджали уши и хвосты. Одна из новеньких попыталась бежать, но споткнулась о переполненное вымя, да так и осталась лежать на нём, словно худеющая дама на мяче для фитнеса.
– Зачем подруг притащили? – с напускной суровостью двинулась на них Маша. Коровы попятились. Девочка заглянула в их грустные влажные глаза и обреченно вздохнула, – Что с вами поделаешь? Только чтоб в последний раз, иначе сдам вас Надзору по контролю над эксплуатацией.
Бурёнки, как по команде, виновато опустили длинные ресницы.
Вскоре послышался приближающийся хруст веток под медвежьими лапами. Коровы сбились в кучу, стыдливо пряча молочные железы.
– Пап, отвернись, мы ещё не закончили, – предупредила девочка.
– Дались мне ваши прелести! – отец сграбастал одно из вёдер, полное парного молока, и опустошил залпом. – Можно добавки?
– Нужно. В стаде пополнение. Скоро придётся сыроварню с такими удоями строить.
– Даже думать не смей! – медведь в страхе замахал лапами. – Мы и так рискуем с этой молочной контрабандой. Уж лучше вылить.
– Вот ещё, добро выливать, – буркнула дочь. Но в душе понимала, что отец прав. Как ни жаль было уничтожать драгоценный продукт, но попадать из-за него в Центр коррекции сознания не хотелось. Собственно, и на риск-то пошли не ради наживы, а из жалости к бурёнкам. После того, как Партия объявила о запрете на эксплуатацию телесных ресурсов дойных животных, – вернее, как предписывает выражаться политкорректность, сознательных особей – их пришлось выпустить на вольные хлеба, поскольку без прибыли с молока содержать их стало не на что. Несчастные копытные бродили по свету и предлагали подоить их за еду, а то и просто так, лишь бы облегчить тяжесть переполненного вымени. Но в глазах Партии коровы проявляли слабость, идя на поводу рабских рефлексов, выработанных в них тысячелетиями эксплуатации. Не ценящих свободы особей стали пачками отправлять в Центр коррекции, а заодно учредили фонды для сбора средств на лечение мастита. Выжили немногие. Уцелевшие коровы искали убежища в резервациях бывших хищников, ныне именуемых «имеющие склонность к альтернативному вегетарианству», куда партийные проверяющие предпочитали не заглядывать, направляя для контроля дронов наблюдателей. Однако, в случае фиксации нарушения закона, могли снарядить силовиков для наведения порядка.
По возвращению Машу ждал пыхтящий самовар. Отец с гордостью водрузил на стол кулинарный шедевр собственного производства.
– Вот! Торт «Лесная сказка»! С днём рождения, дочь!
Девочка с сомнением рассматривала бесформенные, местами подгоревшие бисквитные развалины, залитые сливками и малиновым сиропом.
– Бать, а ты уверен, что он именно так называется? Ему бы больше подошло «Падение Помпеи».
– Ну, извини, у меня лапки. Зато ингредиенты натуральные.
По сравнению с комитетским, вкус медвежьего торта был изысканным. Сытая Маша развалилась в кресле, подражая позе отца, и с довольным видом поглаживала живот.
– Всё-таки излучение, повысившее интеллект животных – полезная штуковина. Без него давилась бы сейчас синтетической фигнёй.
– Задеру, – добродушно отозвался медведь.
– Ой, третий год грозишься только, – лениво отмахнулась дочь.
– Если бы хотел – давно бы задрал. Да не могу: уговор у меня с твоими биологическими родителями. Я забочусь о тебе, они о медвежатах.
При упоминании о детях бурая шерсть на щеках отца грустно поникла, явственнее проступили седые клочки. Медведь украдкой смахнул слёзы. Семь лет назад установка и запуск злополучных вышек 5G, наделавших много шума в народе, каким-то образом повлияли на сознание крупных млекопитающих. Первыми это заметили владельцы собак. Питомцы вдруг стали понимать человеческую речь и научились читать, причём на нескольких языках сразу. Поначалу такие заявления приняли за обычную истерию фанатов животных. Однако исследования подтвердили, что на сей раз собачники оказались правы. Понятно, что поумнели псы благородных пород. Владельцы тойчиков, чихуяшек и шпицев ещё долго стояли под излучением, протягивая к вышкам своих любимцев в ярких комбинезончиках со стразами. Но в базовой комплектации их мозга не было заложено программы мыслительной деятельности. Дело кончилось собачьими инсультами от распирающего мозг потока информации. Хозяева миниатюр завалили суды заявлениями о дискриминации пород их пусечек разработчиками 5G, но добиться справедливости не смогли. Возможно, эволюционировавший интеллект животных так и остался бы забавной особенностью, но пять лет назад на очередных выборах победила партия Зелёного единства. Она-то и закрепила за четвероногими равные с людьми права. И, чтобы быстрее внедрить это равенство в жизнь, объявила о слиянии звериного и человечьего миров, запустив программу «Дети по обмену». Принцип её состоял в том, что пары биологических родителей разных видов обменивались своим потомством. Правда, после побегов детёнышей и похищений мамами и папами своих родных чад, распределение стало проходить рандомно и анонимно.
Маше повезло попасть в первую волну. Биологические родители знали, кто занимается воспитанием их дочери, и сами взяли на себя заботы о двух медвежатах обменной пары. Правда, встречи с кровными родственниками были под строжайшим запретом. Приёмный отец оказался адекватным и понимающим, а вот обезумевшая от разлуки с детьми медведица порывалась задрать падчерицу, за что её отправили в Центр коррекции сознания. После экспериментального воздействия на мозг она скончалась, не приходя в себя. Так и остались девочка и медведь вдвоём. Отчим, хоть и смирился с новым порядком вещей, но сердцу не прикажешь, оно продолжало тосковать по родным сыновьям.
– Бать, ну что ты нюни распустил? Нормально всё с братьями. Предки у меня добрые, – пыталась утешить Маша отца. – Скажи… ты никогда не пытался их увидеть?
– Нет! И не помышлял даже! Ещё не хватало, чтобы их за такие встречи в дальние местности в неизвестном направлении отправили!
– А я бы хотела увидеться с мамой и папой…
– Я твой папа! Всё, закрыли тему. Скажи спасибо, что в резервации живёшь, а не в овечьем стаде под постоянным надзором.
– В стаде я была бы в социуме. Может, там бы у меня и мыслей таких не возникло. Это всё от одиночества.
– Маня! Задеру!
– Ладно, ладно, не рычи. Бать, а книжки с тортом прислали?
– Прислали, – медведь, кряхтя, поднялся и отправился шарить в коробке с комитетской печатью. Извлёк стопку методичек с рекомендациями партии и, не глядя, скинул их в контейнер для утилизации. На самом дне обнаружилось два тома. Протянул дочери тот, что потоньше, с названием «Хрючело» на обложке. – Это тебе, а вторая мне, для расширения кругозора.
Маша погрузилась в чтение. Однако минут через двадцать швырнула книжку в мусорку.
– Что, не интересно? – поднял глаза от своего чтива отец.
– Да, про юную свинку, что пришла в человечью школу. Над ней издевались, потому что она не такая, как все. Только я это уже читала раньше, до слияния. И главной героиней тогда была обычная девочка. А свиньи никогда не учились с людьми. Они переделали старую книжку.
– Так, погоди. Выходит, что человеческие детёныши травили свою же? Вы не могли поладить друг с другом, но от зверей требуете мирного сосуществования?
– Я тут причём?! Меня не спрашивали, когда выбирали партию Зелёных. Родители, правда, голосовали. Ещё и радовались победе. Только они думали, что решатся проблемы с мусорными свалками, запретят бензин и пластик, экология чистая будет, продукты натуральные. А не вот это вот всё!
Медведь почесал лоб, издал: «М-да-а…» и снова уткнулся в книжку.
Маше стало скучно:
– Пап, а у тебя о чём?
– Да не пойму. По названию, вроде как про шопинг ваш. Только внутри всё сложно.
Девочка бросила взгляд на обложку:
– Шопен-гауэр… – непонимающе пожала плечами. – Читай вслух.
Текст и правда тяжело давался пониманию. Но вот медведь произнёс:
– «Кто хочет вкратце поверить утверждению, что наслаждение превышает страдание или, по крайней мере, равносильно с ним, – пусть сравнит ощущения двух животных, пожирающего и пожираемого…» Эвон как…
Отец замолчал. Затем захлопнул книгу и вскочил с места:
– Мне надо пройтись, – и устремился в чащу, на ходу выдирая из пасти голосовой адаптер. Лес огласил звериный рык.
Маша ждала родителя до глубокой ночи. Он так и не появился.
Утром нос защекотал аромат жареного мяса. Запах словно прилетел из прошлой жизни. В нынешней подобных ему быть не могло. Девочка скатилась с постели и побежала искать источник.
Отец вынимал из печи противень с аппетитным окороком. Завидев дочь, слегка смутился:
– А-э-э… Вот, новый сорт биомассы вчера прислали. Выглядит неплохо.
– Бать, кого ты пытаешься обмануть? Для синтетического белка даже названия бифштекс и антрекот упразднили, чтоб не возникало ассоциаций, из чего их делали. Скажи сразу: ты кого-то убил?
– Я?! Как ты могла подумать?!! За кого ты меня принимаешь?
– За хищника, которого не выпускают за пределы резервации. Пап, меня сейчас волнует, хорошо ли ты спрятал улики.
Медведь бросил строить оскорблённую невинность и поманил лапой, приглашая следовать за собой.
В сарае, под соломой, покоилась туша оленя без задней ляжки. Отец стыдливо прятал глаза:
– Инстинкт, мать его так… Всё ваш шопинг…
– Делать-то чего теперь с трупом?
– Дык это… Пельмени, пирожки. Надо ж замаскировать. Тут мне без пособника не справиться.
– Разумно. Эту часть беру на себя. А ты пока сожги шкуру, рога и копыта. Вместе с присланным тортом. Его смрад любые подозрения перебьёт.
Едва Маша покончила с лепкой пирожков, как из леса выбрели три юных волка. Звери шли цепочкой друг за другом, уткнув носы в землю. Девочка с беспокойством оглянулась на столб чёрного дыма за буреломом. Отец сжигал улики подальше от дома и, судя по интенсивности горения, вернуться должен был не скоро. Волчата почуяли человека и остановились, подняв морды. Старший приветливо улыбнулся:
– Какая милая девочка. Ты одна здесь?
Пока он заговаривал Маше зубы, двое братьев обходили её с боков. Вдруг один из щенков с визгом взлетел в воздух. Ревущая бурая молния бросилась на оставшихся гостей:
– Чего волчарам понадобилось в резервации?
Старший заскулил:
– Мы оленята, отца ищем, по запаху пришли.
– Проваливайте! Не заходил сюда ваш папка. Совсем нюх потеряли.
Три «оленёнка», поджав хвосты, потрусили к лесу. До Маши долетали обрывки разговора:
– Из-за тебя всё.
– Почему из-за меня?
– Я давно говорил, что жрать его пора. А ты: «Подождём до зимы, пусть рога сбросит». Дождались, теперь копыта отбросил.
Вечером сели за чай с пирогами. Отец вдруг отложил недоеденный кусок, глаза его увлажнились.
– Пап, ты чего?
– О медвежатах подумал. Им-то не придётся настоящего мяса попробовать.
Маша, став на тропу преступлений, больше не собиралась с неё сворачивать:
– Почему бы тебе их не проведать и не угостить пирогами?
– Нет, и не уговаривай!
– Да что ж ты за отец такой? Неужели сердце не болит за детей? Может, их в живых уже нет.
– Живы-здоровы они, я знаю, – медведь решил быть откровенным до конца и, склонившись к подельнице, зашептал, – Мы с твоими родителями встречаемся иногда на границе резервации, фотографии ваши друг другу показываем.
В голове у Маши зрел план. Наутро она приготовила для отца короб, полный пирожков и отправила его на свидание к своим биологическим родителям. Девочка сама хотела встретиться с ними, но медведь наотрез отказался от такой авантюры. От безысходности пришлось пойти на хитрость и забраться в корзину, укрывшись сверху пирожками. Медведь не заметил манёвра и отправился на задание.
Воображение рисовало картины тёплой встречи, объятия, слёзы умиления. Едва заслышав родные голоса, которые узнала бы и через тысячу лет разлуки, Маша с ликующим кличем откинула крышку короба. Но в глазах родителей вместо радости застыл ужас. Дочь обнимала их застывшие тела, целовала лица, выражавшие лишь безучастие. Мама и папа упрямо отводили взгляды от родного чада.
– Да что вы за люди такие? У вас отняли свободу, отобрали детей, а вы всё сносите! Надо сплотиться и свергнуть это жестокое правительство! – в сердцах выкрикнула она.
Человеческая чета пробормотала, что, дескать, они законопослушные граждане и о положении вещей не ропщут. Затем поблагодарили за гостинцы, подхватили короб и скрылись за деревьями.
– Ну, довольна? – проворчал отец. – Пошли домой.
В берлогу возвращались в молчании: медведь – в сердитом, Маша – в задумчивом.
«Ничего, – размышляла она, – отсутствие результата – тоже результат. Старшее поколение смирилось со своей участью. Но они не знают, что я начинила пирожки листовками для медвежат. Революция – дело молодых. Эх, привлечь бы тех волчат. С их поддержкой мы положим начало движению повстанцев».
Татьяна Фильченкова
Рык отца оборвал замечательный сон. Девочка недовольно проворчала нечто невнятное и перевернулась на другой бок. В приоткрытую дверь просунулась морда родителя:
– Мань, хватит дрыхнуть! Наблюдатель уже полчаса над берлогой висит. Давай быстро изобразим праздничный завтрак в честь твоего четырнадцатилетия, и беги на дойку. Коровы измаялись уже в буреломе прятаться.
Упоминание о коровах возымело пробуждающий эффект. Бедным животным и так несладко, не хватало ещё, чтобы их обнаружили наблюдатели. Маша выбралась из постели и побежала на двор.
Дрон кружил над столом, в центре которого возвышался яркий соевый торт, подарок комитета по делам подрастающего поколения. Под камерой наблюдателя дочь поцеловала шерсть на щёке отца и принялась разрезать на порционные куски шедевр современной кулинарии. Синтетический продукт от соприкосновения с ножом скрипел и искрил. Счастливое семейство попробовало угощение и закатило глаза, демонстрируя наслаждение изысканным вкусом. Дрон удовлетворённо загудел и улетел восвояси. Стоило ему скрыться за верхушками елей, как отец с дочерью сплюнули соевую дрянь. Остатки торта отправились в мусорный контейнер.
– Опять от этого экологически чистого продукта вонь и копоть на всю резервацию стоять будет. И на кой придумали сжигать мусор?
– Бать, не ворчи. Если такие тортики живьём закапывать – в грибах сознание зародится, тогда партия ещё и им права даст.
– Да знаю я, знаю. Беги к коровам, а то заждались. На открытое пространство ток не выходите: не ровён час – надзиратель вернётся, будь он неладен.
Бурёнок оказалось восемь против обычных шести. Маша в сердцах швырнула вёдра, которые с лязгом покатились под копыта. Коровы в испуге поджали уши и хвосты. Одна из новеньких попыталась бежать, но споткнулась о переполненное вымя, да так и осталась лежать на нём, словно худеющая дама на мяче для фитнеса.
– Зачем подруг притащили? – с напускной суровостью двинулась на них Маша. Коровы попятились. Девочка заглянула в их грустные влажные глаза и обреченно вздохнула, – Что с вами поделаешь? Только чтоб в последний раз, иначе сдам вас Надзору по контролю над эксплуатацией.
Бурёнки, как по команде, виновато опустили длинные ресницы.
Вскоре послышался приближающийся хруст веток под медвежьими лапами. Коровы сбились в кучу, стыдливо пряча молочные железы.
– Пап, отвернись, мы ещё не закончили, – предупредила девочка.
– Дались мне ваши прелести! – отец сграбастал одно из вёдер, полное парного молока, и опустошил залпом. – Можно добавки?
– Нужно. В стаде пополнение. Скоро придётся сыроварню с такими удоями строить.
– Даже думать не смей! – медведь в страхе замахал лапами. – Мы и так рискуем с этой молочной контрабандой. Уж лучше вылить.
– Вот ещё, добро выливать, – буркнула дочь. Но в душе понимала, что отец прав. Как ни жаль было уничтожать драгоценный продукт, но попадать из-за него в Центр коррекции сознания не хотелось. Собственно, и на риск-то пошли не ради наживы, а из жалости к бурёнкам. После того, как Партия объявила о запрете на эксплуатацию телесных ресурсов дойных животных, – вернее, как предписывает выражаться политкорректность, сознательных особей – их пришлось выпустить на вольные хлеба, поскольку без прибыли с молока содержать их стало не на что. Несчастные копытные бродили по свету и предлагали подоить их за еду, а то и просто так, лишь бы облегчить тяжесть переполненного вымени. Но в глазах Партии коровы проявляли слабость, идя на поводу рабских рефлексов, выработанных в них тысячелетиями эксплуатации. Не ценящих свободы особей стали пачками отправлять в Центр коррекции, а заодно учредили фонды для сбора средств на лечение мастита. Выжили немногие. Уцелевшие коровы искали убежища в резервациях бывших хищников, ныне именуемых «имеющие склонность к альтернативному вегетарианству», куда партийные проверяющие предпочитали не заглядывать, направляя для контроля дронов наблюдателей. Однако, в случае фиксации нарушения закона, могли снарядить силовиков для наведения порядка.
По возвращению Машу ждал пыхтящий самовар. Отец с гордостью водрузил на стол кулинарный шедевр собственного производства.
– Вот! Торт «Лесная сказка»! С днём рождения, дочь!
Девочка с сомнением рассматривала бесформенные, местами подгоревшие бисквитные развалины, залитые сливками и малиновым сиропом.
– Бать, а ты уверен, что он именно так называется? Ему бы больше подошло «Падение Помпеи».
– Ну, извини, у меня лапки. Зато ингредиенты натуральные.
По сравнению с комитетским, вкус медвежьего торта был изысканным. Сытая Маша развалилась в кресле, подражая позе отца, и с довольным видом поглаживала живот.
– Всё-таки излучение, повысившее интеллект животных – полезная штуковина. Без него давилась бы сейчас синтетической фигнёй.
– Задеру, – добродушно отозвался медведь.
– Ой, третий год грозишься только, – лениво отмахнулась дочь.
– Если бы хотел – давно бы задрал. Да не могу: уговор у меня с твоими биологическими родителями. Я забочусь о тебе, они о медвежатах.
При упоминании о детях бурая шерсть на щеках отца грустно поникла, явственнее проступили седые клочки. Медведь украдкой смахнул слёзы. Семь лет назад установка и запуск злополучных вышек 5G, наделавших много шума в народе, каким-то образом повлияли на сознание крупных млекопитающих. Первыми это заметили владельцы собак. Питомцы вдруг стали понимать человеческую речь и научились читать, причём на нескольких языках сразу. Поначалу такие заявления приняли за обычную истерию фанатов животных. Однако исследования подтвердили, что на сей раз собачники оказались правы. Понятно, что поумнели псы благородных пород. Владельцы тойчиков, чихуяшек и шпицев ещё долго стояли под излучением, протягивая к вышкам своих любимцев в ярких комбинезончиках со стразами. Но в базовой комплектации их мозга не было заложено программы мыслительной деятельности. Дело кончилось собачьими инсультами от распирающего мозг потока информации. Хозяева миниатюр завалили суды заявлениями о дискриминации пород их пусечек разработчиками 5G, но добиться справедливости не смогли. Возможно, эволюционировавший интеллект животных так и остался бы забавной особенностью, но пять лет назад на очередных выборах победила партия Зелёного единства. Она-то и закрепила за четвероногими равные с людьми права. И, чтобы быстрее внедрить это равенство в жизнь, объявила о слиянии звериного и человечьего миров, запустив программу «Дети по обмену». Принцип её состоял в том, что пары биологических родителей разных видов обменивались своим потомством. Правда, после побегов детёнышей и похищений мамами и папами своих родных чад, распределение стало проходить рандомно и анонимно.
Маше повезло попасть в первую волну. Биологические родители знали, кто занимается воспитанием их дочери, и сами взяли на себя заботы о двух медвежатах обменной пары. Правда, встречи с кровными родственниками были под строжайшим запретом. Приёмный отец оказался адекватным и понимающим, а вот обезумевшая от разлуки с детьми медведица порывалась задрать падчерицу, за что её отправили в Центр коррекции сознания. После экспериментального воздействия на мозг она скончалась, не приходя в себя. Так и остались девочка и медведь вдвоём. Отчим, хоть и смирился с новым порядком вещей, но сердцу не прикажешь, оно продолжало тосковать по родным сыновьям.
– Бать, ну что ты нюни распустил? Нормально всё с братьями. Предки у меня добрые, – пыталась утешить Маша отца. – Скажи… ты никогда не пытался их увидеть?
– Нет! И не помышлял даже! Ещё не хватало, чтобы их за такие встречи в дальние местности в неизвестном направлении отправили!
– А я бы хотела увидеться с мамой и папой…
– Я твой папа! Всё, закрыли тему. Скажи спасибо, что в резервации живёшь, а не в овечьем стаде под постоянным надзором.
– В стаде я была бы в социуме. Может, там бы у меня и мыслей таких не возникло. Это всё от одиночества.
– Маня! Задеру!
– Ладно, ладно, не рычи. Бать, а книжки с тортом прислали?
– Прислали, – медведь, кряхтя, поднялся и отправился шарить в коробке с комитетской печатью. Извлёк стопку методичек с рекомендациями партии и, не глядя, скинул их в контейнер для утилизации. На самом дне обнаружилось два тома. Протянул дочери тот, что потоньше, с названием «Хрючело» на обложке. – Это тебе, а вторая мне, для расширения кругозора.
Маша погрузилась в чтение. Однако минут через двадцать швырнула книжку в мусорку.
– Что, не интересно? – поднял глаза от своего чтива отец.
– Да, про юную свинку, что пришла в человечью школу. Над ней издевались, потому что она не такая, как все. Только я это уже читала раньше, до слияния. И главной героиней тогда была обычная девочка. А свиньи никогда не учились с людьми. Они переделали старую книжку.
– Так, погоди. Выходит, что человеческие детёныши травили свою же? Вы не могли поладить друг с другом, но от зверей требуете мирного сосуществования?
– Я тут причём?! Меня не спрашивали, когда выбирали партию Зелёных. Родители, правда, голосовали. Ещё и радовались победе. Только они думали, что решатся проблемы с мусорными свалками, запретят бензин и пластик, экология чистая будет, продукты натуральные. А не вот это вот всё!
Медведь почесал лоб, издал: «М-да-а…» и снова уткнулся в книжку.
Маше стало скучно:
– Пап, а у тебя о чём?
– Да не пойму. По названию, вроде как про шопинг ваш. Только внутри всё сложно.
Девочка бросила взгляд на обложку:
– Шопен-гауэр… – непонимающе пожала плечами. – Читай вслух.
Текст и правда тяжело давался пониманию. Но вот медведь произнёс:
– «Кто хочет вкратце поверить утверждению, что наслаждение превышает страдание или, по крайней мере, равносильно с ним, – пусть сравнит ощущения двух животных, пожирающего и пожираемого…» Эвон как…
Отец замолчал. Затем захлопнул книгу и вскочил с места:
– Мне надо пройтись, – и устремился в чащу, на ходу выдирая из пасти голосовой адаптер. Лес огласил звериный рык.
Маша ждала родителя до глубокой ночи. Он так и не появился.
Утром нос защекотал аромат жареного мяса. Запах словно прилетел из прошлой жизни. В нынешней подобных ему быть не могло. Девочка скатилась с постели и побежала искать источник.
Отец вынимал из печи противень с аппетитным окороком. Завидев дочь, слегка смутился:
– А-э-э… Вот, новый сорт биомассы вчера прислали. Выглядит неплохо.
– Бать, кого ты пытаешься обмануть? Для синтетического белка даже названия бифштекс и антрекот упразднили, чтоб не возникало ассоциаций, из чего их делали. Скажи сразу: ты кого-то убил?
– Я?! Как ты могла подумать?!! За кого ты меня принимаешь?
– За хищника, которого не выпускают за пределы резервации. Пап, меня сейчас волнует, хорошо ли ты спрятал улики.
Медведь бросил строить оскорблённую невинность и поманил лапой, приглашая следовать за собой.
В сарае, под соломой, покоилась туша оленя без задней ляжки. Отец стыдливо прятал глаза:
– Инстинкт, мать его так… Всё ваш шопинг…
– Делать-то чего теперь с трупом?
– Дык это… Пельмени, пирожки. Надо ж замаскировать. Тут мне без пособника не справиться.
– Разумно. Эту часть беру на себя. А ты пока сожги шкуру, рога и копыта. Вместе с присланным тортом. Его смрад любые подозрения перебьёт.
Едва Маша покончила с лепкой пирожков, как из леса выбрели три юных волка. Звери шли цепочкой друг за другом, уткнув носы в землю. Девочка с беспокойством оглянулась на столб чёрного дыма за буреломом. Отец сжигал улики подальше от дома и, судя по интенсивности горения, вернуться должен был не скоро. Волчата почуяли человека и остановились, подняв морды. Старший приветливо улыбнулся:
– Какая милая девочка. Ты одна здесь?
Пока он заговаривал Маше зубы, двое братьев обходили её с боков. Вдруг один из щенков с визгом взлетел в воздух. Ревущая бурая молния бросилась на оставшихся гостей:
– Чего волчарам понадобилось в резервации?
Старший заскулил:
– Мы оленята, отца ищем, по запаху пришли.
– Проваливайте! Не заходил сюда ваш папка. Совсем нюх потеряли.
Три «оленёнка», поджав хвосты, потрусили к лесу. До Маши долетали обрывки разговора:
– Из-за тебя всё.
– Почему из-за меня?
– Я давно говорил, что жрать его пора. А ты: «Подождём до зимы, пусть рога сбросит». Дождались, теперь копыта отбросил.
Вечером сели за чай с пирогами. Отец вдруг отложил недоеденный кусок, глаза его увлажнились.
– Пап, ты чего?
– О медвежатах подумал. Им-то не придётся настоящего мяса попробовать.
Маша, став на тропу преступлений, больше не собиралась с неё сворачивать:
– Почему бы тебе их не проведать и не угостить пирогами?
– Нет, и не уговаривай!
– Да что ж ты за отец такой? Неужели сердце не болит за детей? Может, их в живых уже нет.
– Живы-здоровы они, я знаю, – медведь решил быть откровенным до конца и, склонившись к подельнице, зашептал, – Мы с твоими родителями встречаемся иногда на границе резервации, фотографии ваши друг другу показываем.
В голове у Маши зрел план. Наутро она приготовила для отца короб, полный пирожков и отправила его на свидание к своим биологическим родителям. Девочка сама хотела встретиться с ними, но медведь наотрез отказался от такой авантюры. От безысходности пришлось пойти на хитрость и забраться в корзину, укрывшись сверху пирожками. Медведь не заметил манёвра и отправился на задание.
Воображение рисовало картины тёплой встречи, объятия, слёзы умиления. Едва заслышав родные голоса, которые узнала бы и через тысячу лет разлуки, Маша с ликующим кличем откинула крышку короба. Но в глазах родителей вместо радости застыл ужас. Дочь обнимала их застывшие тела, целовала лица, выражавшие лишь безучастие. Мама и папа упрямо отводили взгляды от родного чада.
– Да что вы за люди такие? У вас отняли свободу, отобрали детей, а вы всё сносите! Надо сплотиться и свергнуть это жестокое правительство! – в сердцах выкрикнула она.
Человеческая чета пробормотала, что, дескать, они законопослушные граждане и о положении вещей не ропщут. Затем поблагодарили за гостинцы, подхватили короб и скрылись за деревьями.
– Ну, довольна? – проворчал отец. – Пошли домой.
В берлогу возвращались в молчании: медведь – в сердитом, Маша – в задумчивом.
«Ничего, – размышляла она, – отсутствие результата – тоже результат. Старшее поколение смирилось со своей участью. Но они не знают, что я начинила пирожки листовками для медвежат. Революция – дело молодых. Эх, привлечь бы тех волчат. С их поддержкой мы положим начало движению повстанцев».
Татьяна Фильченкова Сообщество: АНИМАЛиЯ
Канал: Фантастика
 |  |  |
Комментарии (1)
Для добавления комментариев необходимо авторизоваться
Мир Теней
Народ Тьмы, мастерски владеющий магией или народ...
