Воислав Шешель: сербов не уничтожают, потому что Россия снова сильна

Лидер Сербской радикальной партии, оправданный от обвинений Гаагского трибунала Воислав Шешель в эксклюзивном интервью для «АиФ» рассказал о геополитическом раскладе на Балканах, роли в нём США и России.

Весной этого года мир сотрясла новость о том, что Международный трибунал по бывшей Югославии неожиданно для многих после 12 лет заключения оправдал экс-вице президента Сербии, лидера Сербской радикальной партии Воислава Шешеля. Обвинённому в финансировании, разжигании межнациональной розни и руководстве сербскими добровольческими формированиями, Шешелю трибунал трижды выносил обвинительные приговоры по второстепенным делам. Однако известный политик вышел из суда с гордо поднятой головой, издав за счёт Гааги за время пребывания в заключении несколько книг, обвиняющих США в преступных действиях в мировой политике, в числе которых «Вашингтонский сексуальный маньяк Билл Клинтон» и «Кровавые ручищи Мадлен Олбрайт». В эксклюзивном интервью для «АиФ» Шешель рассказало о своих планах возвращения в большую политику, а также о политическом раскладе вокруг Балкан.

Наталья Башлыкова: В марте Международный уголовный трибунал по бывшей Югославии в Гааге полностью вас оправдал. Как вы оцениваете это решение, что вы думаете по поводу этого суда в целом?

Воислав Шешель: Этот трибунал — нелегальная организация. Его сформировал Совет Безопасности ООН, который сам не имел права вести уголовное судопроизводство. Я там боролся 12 лет и доказал, что этот трибунал нелегальный, что он антисербский, опровергнув все ложные обвинения, прозвучавшие в мой адрес. Поэтому судьи в Гааге не имели никакого другого выхода, кроме как освободить меня.

Но это случилось только в этом году! Хотя уже через год-два было ясно, что они ни в чём не могут меня реально обвинить. Я считаю, что за всё это время у Гаагского трибуна была только одна цель — убрать меня с политической сцены Сербии. Таким образом они хотели уничтожить Сербскую радикальную партию. Действительно, по нам тяжело ударили, но до конца им не удалось нас уничтожить. Сейчас шаг за шагом мы возвращаем жизнь нашей партии, которая в этом году вновь вернула себе статус парламентской, и я уверен, что мы придём к власти в Сербии.

— О чём вы думали, находясь в тюрьме эти 12 лет, было ли сожаление, что вы добровольно сами согласились приехать в Гаагу?

— Я думал только о том, чтобы победить Гаагский трибунал, победить альянс НАТО, Евросоюз, США. Всё время, проведённое в заключении, я занимался научной работой, читал, писал. Я не сидел сложа руки, тем более что в процессе я защищал себя сам. И как оказалось, я являюсь лучшим юристом, чем все гаагские судьи и адвокаты вместе взятые… Скромность, по моему убеждению, не очень хорошее достоинство… Шутка…

Мне не жаль, что я сам приехал в Гаагу. Для меня огромное удовлетворение, сатисфакция, что я там был и победил этот суд. Но, конечно, больше добровольно я туда не поеду. Я там уже достаточно был, и мне больше нечего сказать Гаагскому трибуналу. Всё, что я хотел им заявить, я уже заявил. Сейчас прокурор пытается обжаловать моё освобождение, но меня это больше не интересует. Мстить НАТО больше я не буду, потому что я ему уже отомстил.

— Они хотят вас вернуть в тюрьму, потому что боятся?

— Да. Они боятся, что я выдвину свою кандидатуру на президентских выборах в Сербии в 2017 году и вполне могу на них победить.

— Был ли шанс быть оправданным у экс-президента Сербии Слободана Милошевича, если бы он не умер?

— Нет. Потому что они изначально решили унизить его, осудить, а затем убить. Но по их собственной ошибке убили Милошевича до того, как был вынесен приговор суда…

Он убит, по крайней мере, непредоставлением и неоказанием ему своевременной медицинской помощи. За 15–20 дней до своей гибели Милошевич сделал заявление о том, что он исключительно плохо себя чувствует и ощущает, что его голова весит полтонны. Он годами лечился от высокого давления, имел проблемы с сердцем. Врачи Гаагского трибунала, которые находятся вне границ тюрьмы, в его крови обнаружили наличие самого сильного, тяжелейшего антибиотика, которым лечится лепра и туберкулёз. Именно это лекарство известно тем, что сводит на нет действия лекарств, предназначенных для сердца. То есть ему назначали правильное лечение от сердца, но затем ему кто-то подбрасывал в пищу этот тяжёлый антибиотик, который уничтожал действие лекарства.

— Как вы оцениваете его действия как президента сегодня? Были ли с его стороны допущены ошибки? Почему Иосип Броз Тито смог сохранить страну, а он нет?

— В период его правления у него были и позитивные, и негативные стороны. Мы были с ним периодически то в коалиции, то в конфликте. Настоящими друзьями с ним мы стали только в Гааге, где нас сблизила борьба против трибунала. На посту президента Милошевич сделал очень много ошибок. Поэтому и последствия были столь тяжелы. Он поздно понял, что коммунизм в Европе, по сути, проиграл, долго колебался перед принятием важных управленческих решений и несколько раз капитулировал перед сербскими врагами.

— Кого вы имеете в виду?

— Прежде всего, это США, Евросоюз, хорваты, боснийские мусульмане, албанцы.

— США и ЕС, как ваша партия, боролись с коммунизмом, но стало ли лучше, когда его не стало?

— Коммунизм ни в коем случае не мог быть хорош. Всё, через что Сербия проходит сейчас, — это прямые последствия коммунистической диктатуры Иосипа Тито и его антисербской политики, которую он проводил в Югославии.

— Но Тито держал страну в единстве, которое после его смерти распалось?

— Нет, Тито именно институционально, шаг за шагом разбивал Югославию постоянными конституционными изменениями, передавая всё большие полномочия республикам. По конституции 1974 года, осталось всего лишь три серьёзных фактора югославского государства. Это сам Тито, который, естественно, в один прекрасный день должен был умереть. Это Союз коммунистов, который распался. Также оставалась армия с неспособными генералами, которые продвигались по карьерной лестнице своим послушанием, угождением, лизоблюдством, но не знаниями и способностями. Поэтому эта армия изначально была осуждена на поражение.

— Тогда был ли выход у Югославии в той ситуации?

— Во время распада коммунизма Сербия фатально опоздала. Хорваты и словенцы, которые первые заявили о выходе из страны, оказались готовы к ликвидации этой идеологии. А Милошевич тогда всё ещё надеялся, что возможно коммунизм обновить.

— Ваша партия боролась с коммунизмом наравне с США, с Западом. Не видите ли вы в этом никаких странностей?

— Нет. Коммунизм — это одно великое историческое зло. Это форма тоталитаризма, который принёс огромный ущерб народам, которым пришлось жить в этой политической диктатуре.

— Но есть мнение, что именно национализм и радикализм развалили Югославию?

— Суть в том, что коммунистическая Югославия была сформирована на антисербских принципах: разделением на республики и автономные края. Проводя реформу территориального деления страны, Тито разделил сербский народ, создав три новых нации. По сути, он насильно навязал эти нации стране, чтобы уменьшить процент сербского населения. Это черногорская, македонская и мусульманская нации. Когда дело дошло до распада страны, Запад хотел делить Югославию по титовским административным границам. Но сербский народ не мог этого допустить…

Как распадалась Югославия Когда распался СССР — 20–30 млн русских осталось в Казахстане, но русским это было легче вынести, потому что казахи никогда не совершали геноцида в отношении них. А хорваты в отношении сербов совершили этот геноцид во время Второй мировой войны. А Франьо Туджман (президент Хорватии с 1990 по 1999 годы) и был тем самым неоусташем (Усташи — хорватская нацистская ультраправая организация времён Второй мировой войны — прим. ред.), который защищал этот режим…

Босния и Герцеговина провозглашена федеративной единицей, в которой три конститутивных народа — сербы, хорваты и боснийцы. Без их абсолютного согласия конституционно правовой порядок не мог меняться.

Как Хорватия окончательно решила «сербский вопрос» Но хорваты и боснийцы-мусульмане договорились, что большинством они проголосуют за нужные им решения, и проголосовали за независимость, что в итоге и вызвало войну. Потому что кто такие местные мусульмане? Это потомки сербов, которые за любовь к общественным привилегиям 30 лет назад из православного вероисповедания перешли в ислам. Две трети сегодняшних хорватов — это сербы, предки которых на протяжении истории принимали католическую веру. И хорваты, и мусульмане, естественно, говорят на сербском языке. Никогда не существовало в природе мусульманского языка. Что касается хорватов, то они свой настоящий язык уже давно забыли. В 1850 году они сербский язык утвердили как свой, чтобы в хорватский военный корпус было легче включить более полумиллиона православных. Поэтому в этих условиях война после распада Югославии был неизбежна. Сербская радикальная партия только предупреждала, что война приближается, но мы её ничем не вызывали. Мы националисты, но мы никогда не были экстремистами. Однако, когда родина оказалась в опасности, естественно, мы боролись. Но мы, сербские радикалы, не принимали участия ни в каких преступлениях и ни в чём не замешаны.

Хотя, конечно, уголовные преступления были у всех сторон, как это бывает в любой гражданской войне. Но за 12 лет Гаагскому трибуналу не удалось доказать ни одного обвинения: ни в отношении меня лично, ни в отношении добровольцев Сербской радикальной партии, участвовавшей в войне, а их было около 10 тысяч.

— Не кажется ли вам, что именно национализм сейчас мешает объединению славян: и хорватов, и сербов, и словен — в новое государство?

— Русские, попытайтесь убедить поляков, что вы — братья-славяне! Как поляки ненавидят русских, так и хорваты сегодня ненавидят сербов.

— То есть вы не допускаете, что в перспективе Югославия будет восстановлена или будет достигнуто частичное единство некоторых территорий?

— Нет.

— Каким тогда вы видите будущее Балкан? Как вы оцениваете итоги политики Запада, которая проводилась на этой территории?

— США ещё не завершили свою работу на Балканах. В их планы входит завершение процесса получения независимости Косово. Кроме того, они хотят разделить Македонию на албанскую и македонскую части, хотят отнять Воеводину у Сербии (автономный край Сербии, расположенный севернее Дуная — прим. ред.), хотят заставить сербов принять автономию мусульман в Санжаке (области на юге современной Сербии и севера Черногории), и они хотят ликвидировать Республику Сербскую, включив её в состав унитарной Боснии и Герцеговины. Мы должны противостоять этому. Самую большую поддержку мы видим в России.

Премьер-министр Сербии Александар Вучич. Досье В 1990 годы, когда в России правил антирусский режим, он не пощадил ни русских, ни сербских интересов. Именно в этот период истории сербов системно уничтожали. Сейчас этот процесс замедлился, поскольку Россия снова сильна и мощна. Поэтому сегодня наша проблема — это политический режим в Белграде, власть в котором думает, что ей удастся усидеть на двух стульях. Однако это невозможно. И Вучич (премьер-министр Сербии Александр Вучич — прим. ред.), и Николич (президент Сербии Томислав Николич — прим. ред.) должны будут сделать выбор между Россией и Западом, и чем раньше это случится, тем лучше. Мы с ними абсолютно различаемся в подходах, как сделать этот выбор: Сербская радикальная партия выступает за полную интеграцию с Россией, все остальные партии за союз с ЕС.

— Действующий президент Сербии и премьер — бывшие члены вашей партии. Вы как-то назвали их предателями. На ваш взгляд, какова основная мотивация их поступков? Почему они не пошли во власть от вашей партии?

— Томислав Николич сделал это из соображений финансовых, а Александр Вучич руководствовался стремлением к власти, неодолимым желанием её получить. Пока они были в Сербской радикальной партии, я не позволял менять им партийную идеологию и генеральную политику в отношении ЕС. Но каждый из них — и Николич, и Вучич, — выйдя из партии, принял для себя решение изменить свои взгляды, преследуя исключительно свои интересы.