Печать cмepти

— Всё, я пошёл, сказал Николай Петрович, — закрой за мной, что ли.

— Долго собирался, небось всё уже собрали, — вышла в прихожую его жена Тамара, и поправила капюшон на куртке мужа, — телефон взял?

— Там всё равно связь не ловит, — махнул рукой Николай.

— Коль! Возьми телефон, — сказала жена.

— Да ну! Потеряю ещё! — отмахнулся он.

Телефон у него был новый, с большим экраном: жена подарила на день рождения.

— Что приготовить-то? Во сколько будешь? — спросила она.

— Постараюсь успеть до перерыва на железке. Борщ остался?

— Остался, остался, — закивала Тамара.

— Ну вот, приеду и пообедаем, — Николай Петрович надел рюкзак и вышел за дверь. Закрыв за ним, Тамара вернулась к телевизору.

Шла передача про болезни суставов, а этот вопрос в последнее время крайне занимал женщину.

Её сильно раздражала ведущая: её слащавая, неестественная улыбка и захлебывающаяся, замедленная речь, словно она была, как говорили в деревне, где Тамара выросла, "под балдой".

— Это была норма. А теперь посмотрим, что происходит с вашими суставами! — давая опешившей пожилой женщине огромный муляж сустава из пенопласта, говорила ведущая.

Женщина брать эдакую страсть не хотела, но ведущая настойчиво впихивала муляж.

— И синовиальную жидкость держите, — подхватил её помощник, мужчина, одетый как доктор, и попытался втюхать женщине ещё и огромный кусок чего-то похожего на вату, — держите... вот. С течением времени, а особенно у людей... которые сквее-ерно к себе относятся, иии ... не следяяят за вееесом! — с упрёком посмотрел он на пенсионерку, которой ничего не оставалось, как глупо улыбаться.

— Это на-а-ш намё-ёк, — несколько раз тыкнув в жертву пальцем, — протянула ведущая, ища глазами поддержки у зрителей.

— Это не намёк, — продолжил мужчина, одетый, как доктор.

— Тьфу, — Тамаре стало жалко женщину и она выключила телевизор, — Вместо того, чтобы реально помочь, выставили на посмешище! Продолжая возмущаться, она пошла на кухню — перехватить чего-нибудь.

На плите стоял вчерашний борщ, а в холодильнике — сиротливо жались к друг другу три яйца и пакет молока. На пенсию особо не разгуляешься. Тамара Макаровна вздохнула и достав молоко, захлопнула крышку холодильника.

Достав из хлебницы калорийную булочку с изюмом, Тамара ела её с молоком, и вздыхала, глядя на свои толстые ноги с больными коленями. "Эта кобра очкастая, должно быть, ровестница мне",— грустно рассуждала пенсионерка, — "но, с её деньгами и возможностями какую хошь диету можно держать... посмотрела бы я на неё, если её на нашу с Петровичем пенсию посадить"!

После перекуса настроение улучшилось, и женщина, напевая под нос, стала примеряться к антресоли, нужно было достать оттуда таз, в нём было удобно промывать грибы, которые принесёт с тихой охоты муж.

Стремянки не было, и Тамара с трудом взгромоздилась на табурет.

"Ну ёлки-палки, сколько раз говорила Кольке, чтобы выкинул эту лодку! Ну, нахрена она ему, дырявая? Столько места занимает!" — с досадой сказала она сама себе, и потянув за край тёмного чехла, не удержалась на табурете. Неловко взмахнув руками, она упала на облезлый линолеум, который они так и не успели с мужем поменять. Всё кругом померкло.

Тем временем, Николай Петрович, стоял в растерянности. Он забыл свои таблетки, и размышлял: вернуться ли ему, или... "Да, ну! Обойдётся. И так поздно вышел, там небось всё обобрали",— решил он, и бодрым шагом пошёл на станцию.

Несмотря на то, что было не раннее утро, в вагоне оказалось достаточно много грибников — узнать их можно было по резиновым сапогам, коробам и корзинам. Они весело обсуждали своего товарища, который вчера перебрал, и сегодня не смог отправиться с ними.

Николай Петрович занял место чуть наискось от них и уставился в окно. Ему без надобности были их разговоры, многих он видел далеко не в первый раз и знал, что их дорожки не пересекаются: у него свои грибные места, у них —свои.

Напротив Николая села какая-то бабуля "Божий одуванчик" и стала пристально вглядываться в лицо Николая. Когда он посмотрел на неё, она отчего-то испугалась: перекрестилась, суетливо встала и подхватив свой узелок, пошла в другой вагон.

"Чудная какая бабка" — только успел подумать Николай, как по вагону пошла нищая, юродивая женщина, негромко, грубым низким голосом певшая что-то непонятное. "Псалмы, что-ли бормочет"— пронеслось в голове у Николая Петровича.

У неё, очевидно, когда-то была сломана нога и срослась неровно. Место перелома было забинтовано, обильно залито йодом и вызывало жуткое впечатление. Николай Петрович хотел отвернуться, но не мог. Женщина всё стояла напротив. На лице её были следы тяжёлых алкоголических будней — глаза смотрели на Николая Петровича из-под отёкших век с каким-то отчаянием.

Николай Петрович пошарил в кармане, и выгреб всю мелочь, что скопилась там за долгое время. Взвесив её в руке, он аккуратно пересыпал её в протянутую ладонь нищенки.

— Спасибо, хранит тебя Бог, — сказала та, и кивнула на его корзину: — Михалыч говорит, что тебе лучше на сто шестьдесят восьмом сойти.

— Какой Михалыч?

Нищенка поднесла ладонь ко лбу и улыбнулась щербатым ртом:

— Ну, Михалыч... У меня в голове!

— А почему именно там? — удивился Николай Петрович, — я всегда в Соброво хожу.

— Да, кто его разберёт! — ссыпала мелочь в торбу нищенка, — там грибов больше, наверное. Михалыч зря болтать не станет!

"Что там в этом сто шестьдесят восьмом? Одни болота, нет там грибов, разве что, поганки! — думал про себя Николай Петрович, — выйду, как всегда, в Соброво!"

Но любопытство разбирало его, и подъезжая к названной нищенкой станции, он, подхватив рюкзак и корзину, прошёл мимо галдящих грибников на выход. Тем нужно было ехать ещё две остановки.

Они проводили его недоуменными взглядами, и он почувствовал себя дураком.

Выйдя из электрички, он огляделся. Он был совершенно один на платформе, и не знал куда ему идти. С двух сторон был лес, но какой-то слишком молодой и... бесперспективный в плане грибов. "Дурак я, вот, что! — подумал Николай Петрович, — послушал какую-то каргу! Эти то, какими взглядами меня проводили! Подумали, небось, что я спятил."

Вдруг ему показалось, что кто-то перекликается в лесу. Грибники? Он перешёл рельсы, и по тонкой дорожке пошёл в лес где слышал голоса. Тут, видимо, ходили нечасто — было сравнительно чисто. Глядя для порядка по сторонам, не мелькнёт ли где шляпка съедобного гриба, Николай Петрович никак не мог отделаться от чувства досады. Стал вспомнить, что никогда в самом населённом пункте не был. Проезжал на электричке, и всё. И замечал, что там почти никто не выходит, и никто никогда не садится. Глухомань! Ни реки тебе, ни грибного леса. Одни поля и чепорыга!

Вдруг вдалеке он разглядел домишко. Он знал, что, например, там, где он обычно собирал грибы было лесное СНТ, и он всегда удивлялся и локации, и тому, как люди, в отсутствие нормальных дорог смогли вообще что-то построить. И дома там были не плохие. А здесь что? Дорог вообще почитай, что нет, нет и электричества!

Перед Николаем Петровичем встал небольшой, слегка вросший в лесную замшелую почву сруб, возле которого, по кругу были расположены огромные пни, оставшиеся от спиленных, судя по всему, недавно, вековых деревьев.

Николай Петрович постучал и не дождавшись ответа, толкнул дверь.

— Есть кто? — крикнул он, окинув взглядом небольшое помещение, и тут заметил старика лежащего на кровати. Его голова запрокинулась на подушке, а вверх торчала острая, седая борода. Глаза были закрыты.

Дед не подавал признаков жизни. Николай Петрович потрогал его руку — холодная. В кино он много раз видел, как проверяют, жив ли человек — кладут свои пальцы ему на артерию на шее. Если пульс есть, он ощущается.

Николай Петрович положил руку деду на шею, и тот вдруг открыл глаза, напугав его до смерти.

— Ты что? — спросил дед, неожиданно схватив его за руку, — удавить меня хотел? Он сильно сдавил кисть Николая Павловича, и тот, не выдержав, закричал:

— Ааааай! Да я просто проверить хотел! Дышите ли!

— Чудной какой! А зеркало на что? — дед сел на кровати и покрутил головой. Долго же я спал!

"Вот угораздило, — в ужасе смотрел на него Николай Петрович, — я угодил к сумасшедшему..." и телефон не взял, с досадой подумал он.

— Да не боись, не сумасшедший я, словно угадал его мысли дед. Проси что хочешь, я у тебя в долгу.

— Ээээ... — Николай Петрович решил, что лучше подыграть сумасшедшему: — прямо всё, что хочу?

— Ну, нет конечно! Ты же понимаешь, что мир во всём мире, или наоборот, я обеспечить не смогу. Но изменить реальность одного человека мне вполне по силам! — сказал он, потягиваясь, — хочешь, сделаю тебя богатым? Укажу тебе клад? А хочешь, будешь жить до сто двадцати лет!

— Я хочу... хочу чтобы у моей жены не болели суставы, — вздохнул Николай Петрович. Раньше мы вместе ездили за грибами, а теперь она почти не выходит из дому.

— А хочешь, я сделаю так, что ты всегда будешь уходить из леса с полной корзиной? Самых лучших, отборных боровиков? — старик встал и навис над гостем, как скала.

— Я хочу, чтобы Тамара...

— Видишь ли, — насупился хозяин, — я могу изменить реальность только одного человека...Желай что-нибудь для себя!

— Но, мне ничего не надо, — сказал Николай Петрович, и тут же ощутил головокружение и слабость.

— Что, давление шалит? — понимающе кивнул старик, доставая с полки банку, и срывая один из подвешенных к потолку пучков травы.

— Да вот, таблетки забыл, — пролепетал Николай Петрович, — у вас не будет случаем что-нибудь понижающее?

Старик сжал в руке сухостой и превратив в порошок, ссыпал всё в термос. После он взял что-то из темной банки, бросил туда же, и залив всё настоем из кувшина, закрыл термос и хорошенько встряхнув, оставил на минутку. После чего наполнил до краев кружку и подал гостю.

— На-ко, пей очень медленно!

— Мне бы сейчас помогли мои таблетки, — грустно отозвался Николай Петрович, — понимаете, я не верю в золотую рыбку там, волшебство...одним словом, в сказки!

Но, приняв чашку, он всё же сделал маленький глоточек. Потом ещё один. Зелье было терпким и горьким. Николай Петрович еле допил до конца, и вернув хозяину кружку, почувствовал, что сознание оставляет его. "Ну, вот и всё, — пронеслась мысль, — всё-таки он меня отравил."

Прошло несколько секунд, и Николай стал чувствовать, словно его выталкивает со дна на поверхность. Стало легче дышать и в голове прояснилось. Он открыл глаза и увидел напротив смеющиеся глаза старика, хитро сверкающие из под седых нависших бровей.

— Я могу сделать тебя здоровым, — легонько похлопал он Николая по груди, — за то, что ты разбудил меня, я спасу тебе жизнь! Если бы ты вышел там, где обычно, уже бы лежал головой в папоротниках, недалеко от той полянки, где ты обычно режешь подосиновики.

— Откуда вы знаете? — Николай Петрович почувствовал суеверный страх.

— Тут много ума не надо, у тебя на лице всё написано, — ответил хозяин, — Печать смерти! Она появляется в твой последний день. Я могу изменить всё.

Николай Петрович побледнел.

— Боже! воскликнул он, ну почему я не взял телефон! — и он умоляюще посмотрел на старика, — я чувствовал! Дайте, дайте мне позвонить, умоляю, я должен позвонить жене, проститься с ней!

— В этом нет смысла, — спокойно отозвался дед, словно речь шла о какой-то чепухе, — ваша жена обречена.

— Как это "обречена"? Тамара? — Николай Петрович, увидел как бревенчатые стены пришли в движение. Огромным усилием воли он поднял глаза на старика, — спасите её!

— Но, тогда ты умрёшь. То-то она расстроится! И, возможно твоё тело никогда не найдут. Здесь ничего нет, кругом болота. Сюда редко заглядывают люди.

— Пускай. Я готов.

— Нет ничего хуже неизвестности. Ты обрекаешь свою жену на это! — пытался образумить Николая хозяин.

Тут скрипнула дверь, и показалось румяное лицо молоденькой девушки:

— Фёдор Михалыч, там чудик в болоте увяз. С металлоискателем! Можно я себе его оставлю?

— Фрося! — зарычал на неё хозяин, — закрой дверь!

Дверь захлопнулась и за ней раздались не то рыдания, не то смех.

— Ну, — снова обратился старик к Николаю Петровичу.

— Тамара... — прошептал тот, — я чувствую, что она жива.

— Это ненадолго, — заверил его старик.

— Я хочу, чтобы она жила! Бери мою жизнь, Михалыч!

— Тьфу, ты, — разозлился тот, и хлопнул ладонью по столу, — ладно! Ну до чего упрямый народ! И чего заладил: Тамара, Тамара! О себе бы лучше подумал!

Он трижды хлопнул в ладоши, обратился чёрным вороном и вылетел в окно.

"Забористое зелье он мне дал", — подумал Николай Петрович, — "наверное, какой-то особый гриб! Не бывает, чтобы человек ни с того, ни с сего такое видел"!

Он покрутил головой, — главное, чтобы Тамара была жива!

***

Тамара открыла глаза и увидела над собой круглый диск. "Во шарахнулась — подумала она, — летающую тарелку вижу!" Но через мгновенье до неё дошло, что она лежит на собственной кухне, на полу. А диск это лампа над ней.

Она осторожно встала и посмотрела на часы. Николай Петрович должен был вот-вот вернуться.

Тамара ощупала затылок — не болит. Сознание ясное.

"Всё равно надо провериться, раз я так вырубилась. Коля придёт, пусть сам таз достаёт с антресолей"! — подумала она, и села ждать мужа.

Звонкоголосая Фрося тем временем вела Николая Петровича в самое сердце болот. Он шёл за девушкой, и было ему так легко, словно ему снова двадцать.

— Стало быть, утопите меня? — крикнул он Фросе.

— Ещё чего! — звонко засмеялась та, — нужен ты мне, старый. Мне кого помоложе... вот один, попался! Сейчас вернусь и займусь им! — она кивнула на кочку, на которой валялся металлоискатель.

— А меня куда? — спросил Николай Петрович. Ему было всё равно: главное, Тамара жива.

— К станции же! — снова засмеялась девица.

Приглядевшись к её волосам, Николай Петрович увидел, что они все в тине и жирной, чёрной земле.

— А...как же печать смерти? — спросил Николай Петрович, ощупывая своё лицо.

Она засмеялась ещё пуще:

— Ты не явился сегодня на свидание со своей смертью. Она ждала тебя в лесу в десяти километрах отсюда!

Зашумела электричка.

— Опоздал! — с досадой сказал Николай Петрович.

— Скажи спасибо, что жив остался! — услышал он вдалеке. Обернулся, ан нету Фроси! Пока дошёл на платформу, поезд стих. Он посмотрел на часы. Перерыв на железной дороге давно кончился, — значит, он провёл в лесном доме несколько часов! Тамара, наверное, волнуется!

Домой добрался уставший, но счастливый. Позвонил в дверь. Ему открыла заплаканная жена.

— Тома! Ты не поверишь! — начал Николай Петрович, и тут же получил звонкую пощёчину.

— Я чуть с ума не сошла! — зарыдала Тамара, бросившись ему на грудь, — телефон оставил, таблетки забыл! Что ты за человек такой! Где ты был?!

— Я... опоздал на электричку, — не соврал Николай Петрович, — вот грибов, извини, не собрал... А у тебя? Всё хорошо? Как ты себя чувствуешь? — вспомнив слова Михалыча с опаской спросил он, всматриваясь в лицо жены.

— Да так, ничего. Слегка приложилась, — улыбнулась она, уткнувшись ему в плечо.

Она не стала огорчать его, и рассказывать о том, что упала и потеряла сознание. Потом, как-нибудь, аккуратненько расскажет. Коле нельзя волноваться: не то давление повысится.

Лютик
Из сети интернет