Jason Crest

История этой удивительной группы, ярких представителей британской поп-психоделии шестидесятых, началась в 1964 году в Кенте, в маленьком городке Торнбридж. Юный Терри Кларк учился играть на барабанах, и естественно, хотел играть в группе. В процессе поиска братьев по духу он наткнулся на другого Терри – Добсона, который тусовался с гитарой в клубе «Teen and Twenty». Если Кларк не сочиняет (проверить это мы по объективным причинам не можем), у Добсона была какая-то странная гитара – с тремя струнами. Я так и не понял - то ли это какая-то экспериментальная модель, на большее количество струн не рассчитанная, то ли Терри пропивал все карманные деньги и никак не мог купить дополнительные струны, то ли Торнбридж был такой дырой, что струн купить было просто негде. Так, или иначе, но двое новых друзей решили, что трех струн для того, чтобы лабать крутые соло, в принципе, достаточно. Чуть позже были найдены басист Рон Фаулер и Дэйв Тиффин с полноценной шестистрункой. Как гласит легенда, отчаявшись придумать себе интересное название, ребята напились в дрободан (а в 15-16 лет только повод дай – сами знаете) и кто-то родил монструозное The Spurlyweeves, которое за ними и закрепилось.
После репетиций и нескольких выступлений по пабам, ребята отправились участвовать в конкурсе «Алло, мы ищем новых «Битлз» или Get With It», проводившемся газетой… Назоем ее, допустим, «Кентский Комсомолец». Конкурс, проходивший, в несколько этапов, принес им известность в масштабах графства. А самое главное – Кларк был впечатлен игрой некоего совсем уж пацана из лузерской группы с лузерским названием «Charlotte Black». Пацан, по имени Дерек Смолкомб, сменил незадачливого Тиффина. И вообще ребята решили, что одной гитары им вполне хватит - Добсон, отложив свою невнятную трехструнку, пересел за орган. Кроме того, Кларк решил, что ему неудобно одновременно петь и барабанить. Из группы Tony`s Defenders, которая тоже не дошла до финала, был украден ударник Роджер Сиггери. В этом составе ребята выступили в финале конкурса, выиграть не выиграли, но всё-таки пошли в студию и записали первую ацетатную пластинку с кавером на известный госпел «Amen». До нашего времени эта запись либо не дошла, либо, скорее всего, кто-то из музыкантов ее, как говорится «зажал» у себя дома.
Ребята продолжали репетиции, но к 1966 году решили, что, пожалуй, хорошо бы название сменить, а то как-то совсем не так получается. Новое название The Good Thing Brigade появилось при примерно таких же обстоятельствах, как и первое, и семантика его также была окутана глубокой тайной. Наступали новые дни, как пела другая группа несколько позже - сall out the instigators because there's something in the air, we've got to get together sooner or later, because the revolution's here. Psychedelic revolution, yeah. Ритм-н-блюзовые и соуловые каверы в репертуаре стали вытесняться авторскими композициями дуэта Кларк/Добсон. Выглядеть друзья стали по-другому: на смену строгим костюмам и аккуратным прическам пришли шевелюры, бороды, колокольчики, бусы, разукрашенные цветами кафтаны. Наконец, у группы появился свой агент, они стали ездить в Лондон и играть на разогреве у звезд вроде The Moody Blues и The Who.
В сентябре 1967 года в газете The Kent Courier появился материал под названием, вольный перевод которого звучит как «The Good Things не переживают, если немного залажают» (а чего, в самом деле переживать?), проиллюстрированное огромным фото ребят, на котором они выглядели так, как будто просадили все сбережения в каком-нибудь бутике на Карнаби-стрит (это было не так уж далеко от правды). Терри Кларк заметно нервничал, пытаясь понравиться старорежимным обывателям-глотателям пустоты… тьфу, то есть, я хотел сказать - читателям газеты, среди которых, естественно были его родители (не забывайте, что нашим героям еще не было 21 года, хотя кого это волновало тогда…): «Ну, мне, конечно, нравится, как хиппи одеваются… А до их идеологии мне дела нет». Барабанщик Роджер Стиггери говорил более по делу: «Нас не сильно беспокоит вопрос «чистоты игры»… Для нас важно, чтобы публике нравилось выступление в целом – нам хорошо, если зрители уходят счастливыми с нашего концерта». Впоследствии, при общении с представителями звукозаписывающих компании подобная откровенность («А кто не лажает? Назови!») сослужит группе плохую службу. Но пока они не думают о том, что жестокости и цинизма в мире шоубиза не так уж и мало – они молоды и занимаются любимым делом. Казалось, всё будет замечательно.
Как говорила тетя одного известного музыканта, «гитара – это хорошо, но жрать-таки надо». Все работали. Терри Кларк устроился водителем фургона. Выехал из дома дождливым утром в понедельник, во время ланча зашел пропустить рюмочку… И еще рюмочку… И еще… И еще… и ещеееее… К вечеру Терри был опять безработным. «Да иди оно всё… Скоро мы прорвемся», - думал он.
И как, ни странно, оказался почти прав. В ноябре 1967 года на концерт The Good Things Brigade попал менеджер EMI. Звали его сэр Тимоти Майлс Биндон Райс. Ой, то есть еще не сэр. Тиму ребята понравились и он предложил им записать демо. Однако накануне похода в студию ребята получили еще одно предложение, от которого не смогли отказаться. И зря – пойди они на прослушивание в EMI, всё могло бы сложиться по-другому. Бывший участник группы Four Pennies Фриц Фрайер работал менеджером Philips и тоже активно искал таланты. Пораженный высоким качеством и непосредственностью авторского материала группы, он предложил им не просто прослушивание, а целый контракт, и был еще более поражен тем, как все в один голос согласились, не дав ему даже закончить фразу.
Прежде чем начать записывать дебютный сингл, друзья решили в очередной раз сменить название – всё же они теперь артисты крупного лейбла, положение обязывало. В числе песен, написанных Кларком и Добсоном, была «The Collected Works of Justine Crest», посвящение некоему вымышленному автору. Имя Джастин никому не нравилось (Тимберлейка предвидели, что ли?), начали перебирать похожие и… Славная когорта никогда не существовавших в действительности британских музыкантов, пополнилась, вслед за Майком Стюартом и Саймоном Дюпре (я уж не говорю о д-ре Уинстоне О`Буги, Аполло С. Вермуте и Л`Анджело Мистериозо), мистером Джейсоном Крестом.
Во время первой сессии звукозаписи было записано семь вещей. Первоначально Фрайер планировал выпустить на сингле King of The Castle, в которой он углядел отголоски лирических вещей The Who, однако предпочтение было отдано новой композиции с завораживающим соло на органе Farfitsa и сюрреалистическим текстом: «Бирюзовый велосипед-тандем, резиновые кольца–колеса, хор тихих голосов, книга молчаливых гимнов». Сингл с этой жемчужиной британской психоделии, превосходно спродюсированный Фрайером, вышел в январе 1968 года и всячески рекламировался, как первый хит первой в новом году группы-открытия. Однако… Несмотря на доброжелательные рецензии, сравнивавшие новичков с Procol Harum и Tomorrow (один критик, правда, язвительно проехался по тексту, содержащему в частности слова упоминание underwater fish – а действительно, встречали вы других рыб? я вот нет) и активное проигрывание на немногих выживших пиратских станциях, сингл продавался плохо. Песня была слишком медленной и чересчур странной даже для того эксцентричного времени. Больше хитовости было в би-сайде Good Life – такой типично британской песне, которую хорошо орать хором в пабах. "Джейсоны" успокаивали себя тем, что их первый сингл был признан высоко оценен профессионалами в области звукозаписи. Представители Philips также не сильно расстроились, вспомнили что-то там про первый блин и вскоре музыканты вернулись в студию.
И опять получилась незадача. Следующим синглом должна была стать My House Is Burning. Но только «Джейсоны» собрались записать окончательную версию, как на Regal Zonophone вышла песня… Ну в общем, там тоже было про что-то про пожар, использовались звуки пожарной сирены. Как называлась эта песня, ставшая большииим хитом 1968 года, все, кто более или менее интересуется музыкой шестидесятых и более или менее близко общается со мной на эти темы, думаю, знают. Вот так вот. Вместо My House Is Burning на сингле вышла Juliano The Bull – менее замысловатая. Зато ее тоже было удобно петь хором. Эта вещь, с интересной гитарной работой Смоллкомба, очень понравилась Самому Джону Пилу, который постоянно крутил ее. Но би-сайд Two By The Sea, в лучших традициях лизергиновдохновленных гимнов Small Faces, был намного лучше заглавной вещи пластинки.
«Джейсоны» стали широко известными в узких кругах героями андерграунда. Часто играли живьем на Radio One, исполняя помимо собственных вещей, совсем уж псих-проговые переделки таких вещей как California Dreaming. А вели себя и вовсе по-панковски. Однажды босс Radio One Джонни Бирлинг получил письмо возмущенного слушателя, который якобы слышал, как один из этих мерзавцев рыгнул-де в прямом эфире. Страж капиталистической законности предлагал навсегда отстранить группу от эфира, но, по счастью, Бирлинг был человеком прогрессивных убеждений и никаких дисциплинарных взысканий с его стороны не последовало. Роджер Стиггери до сих пор гордится тем, что сделал ЭТО.
Тем временем руководство Philips решило, что раз если уж новые звезды так и не могли разродиться хит-синглом, то надо обратиться за поддержкой к старым коням, которые борозды не испортят. В этом случае старого коня звали Рой Вуд, а песня называлась (Here We Go Round) The Lemon Tree. По легенде, Рой даже подыграл JC на виолончели. Однако сами музыканты этот факт отрицают и я, как бы мне не хотелось противоположного, им верю: во-первых Рой тогда только начал учиться играть на виолончели, во-вторых – не такой уж он человек, чтобы поучаствовать в записи кавера на собственную песню и при этом не подпеть. А уж его бэк-вокал я, поверьте, узнаю из тысячи, как герой – героиню песни про ароматы непахнущих цветов гладиолусов из песни отечественной говнопоп-группы «Корни» (Господи! Почему я и ЭТО помню???). Тут скорее что-то Уайеттообразное на подпевках.
Кавер получился фрикбитовый, пожестче оригинала. Струнные тут (в отличие от версии The Idle Race, записанной тогда же, но в Англии не вышедшей – Джефф Линн категорически отказывался от популярности в роли лидера кавер-группы), присутствуют, но виолончель достаточно припанкованная. Что не есть плохо, а даже наоборот! Би-сайд музыкантам тоже не дали написать. Жалостливую балладу Patricia`s Dream написали продюсер Фрайер и его друг Дэвид Сэндисон.
Вы уже можете догадаться, что этот сингл тоже провалился. Для того, чтобы поправить положение, было принято решение отправиться на гастроли в Европу. На континенте хорошо принимали всех британских музыкантов, независимо от их популярности на родине. Тур по Скандинавии и ФРГ был запланирован на начало 1969 года. Но тут не выдержал басист Фаулер. Увидев, что звезд из них не получается, он решил, что наигрался в эти игры и ушел из музыки совсем. На смену ему пришел старый друг Роджера Джон Селли.
Отправляясь в тур, музыканты заготовили несколько треков, которые можно было бы выпустить в случае, если «джейсонкрестомания»-таки разразится. В таких вещах как эпическая переделка You Really Got A Hold On Me или Teagarden Lane, чувствуется явное влияние раннего псих-прога Prohol Harum и Vanilla Fudge. Сами музыканты ставили на композицию Black Mass, с текстом, представляющим попытку сатирического взгляда на оккультизм. Судя по тому, как развивались дальнейшие события, кто-то жестоко усмехнулся. Не дьявол, так история.
Philips решили не рисковать с «Мессой» и для следующего сингла была выбрана также вещь стороннего автора. Впрочем, музыкантам был обещан выпуск полноценного альбома в случае успеха этого сингла. Даже название придумали – The Senile Mysteries of Black Mass, и дизайн обложки. Бывший коллега Фрайера по Four Pennies Марк Уилш написал песню Waterloo Road, в которой на простую и привязывающуюся мелодию был положен непритязательный рассказ о том, как герой идет по оной Ватерлоо-роуд, встречает девушку, идет с ней к ее друзьям, они вместе тусуются, поют песни, пис-лав-бубльгум, короче. И автор, и продюсер почувствовали в песне потенциальный шлягер, убедили музыкантов ее записать (даже чуть-чуть поощрили материально), что те и сделали.
Часть дублей записывалась прямо на улице – возле центрального офиса Philips на Стэнхоуп-Плейс. В январе 1969 года бдительные граждане как-то особенно мешали музыкантам (хотя считали наоборот – что музыканты мешают им). Помните, как одна группа решила той достаточно теплой зимой сыграть концерт прямо на крыше своего офиса и чем он закончился? Полиция приехала и к Jason Crest, и, во избежание проблем, им пришлось вернуться в студию. А потом случилось то что случилось. Фрайер оказался прав и песня действительно переживет века. И вы все ее знаете, даже если о группе Jason Crest слышите впервые. «Мы почувствовали, что выпуск этого сингла был ошибкой уже тогда, когда узнали о том, что Миссис Миллс решила сделать кавер этой вещи на своем очередном альбоме». В это же самое время в Париже потомок жителей славного города Одессы по имени Джо (по легенде, фамилия «Dassin» появилась в результате ошибки чиновника, составлявшего в нью-йоркском списки эмигрантов из России, прибывших на очередном пароходе. «Одессит я», - сказал дедушка будущего певца, подумав, что «американ» спрашивает, откуда он. «Американ», в свою очередь, принял обозначение за фамилию, да еще и неверно записал), готовился записывать очередной альбом. Перед записью пластинки Джо обычно отслушивал 2-3 тысячи песен со всего света, придирчиво отбирал 12-15 для LP и записывал. Yeah, it worked! Песня Джо чрезвычайно понравилась, ее перевели на французский, Ватерлоо-роуд поменяли на Шан-Зелизе, вуаля. Композиция стала мегапопулярной по всей Европе, как в странах НАТО, так и Варшавского Договора – и, естественно, в странах-участниках Движения Неприсоединения (Бэмалай` Хлоу`шаму, как говорят в Мьянме). В это время наши герои играли в Гамбурге, денег было мало, с моря дул холодный ветер. Представляете себе, какие эмоции должны были они испытывать, наблюдая за тем, как полмира подпевает песне, написанной специально для них, а про них и слышать не желает? Неудивительно, что они ненавидят этот сингл и чуть было не запретили включать его в компиляцию, изданную в девяностые.
Это было началом конца. Терри Кларк замкнулся в себе, пытаясь докопаться до причин тотального невезения группы, которой прочили большое будущее. Остальные относились к произошедшему философски – «бери от жизни всё, что возможно»: концерты – есть? Есть. Ходят на них? Кто-то пока ходит. Ну, вы понимаете. В июне вышел последний сингл A Place In The Sun. Свет, беззаботность, вера в счастливое будущее – сменились тоской и апатией. Стихи Терри Кларка отражают его собственную внутреннюю опустошенность: «Я так долго был одинок… я ищу свое место под солнцем… место под солнцем, где было бы хорошо». Кларк был разочарован во всем и всех, и что самое неприятное – в остальных музыкантах.
Этот прекрасный сингл, показавший выросший потенциал Кларка, как автора и аранжировщика, также провалился. Би-сайдом была злосчастная «Месса». Контракт с Philips закончился. Фриц Фрайер записывал новую группу The Open Mind – на них пока еще не стояло клеймо законченных неудачников. Что было делать дальше? Родилось решение – вернуться в Гамбург, где их, как и любую английскую группу, принимали с удовольствием, и там предаться всяческому гедонизму. Только один голос был против. Это был голос Терри Кларка. Решив, что пользы от их теперь уже экс-лидера – как от козла молока, четверка, рекрутировав на вокал Брайана Преббла, некогда бывшего фронтменом The Riot Squad (группы, где в качестве саксофониста скромно подвизался мальчик Дэвид, тогда еще не Боуи), и усилив состав вторым гитаристом Брайаном Беннетом, уехала в Гамбург, оставив Кларка в состоянии глубочайшего психологического кризиса на фоне кентских холмов.
Отвергнутый группой, в которую он вложил всю душу, Кларк предавался тоске и пьянству. Увидев объявление о том, что ВИА Orang Utan ищет вокалиста, Терри отправился на прослушивание. В этом коллективе он продержался полгода. Группа записала один альбом, вполне себе хардовый хард с налетом психоделии, однако не смогла выпустить его на родине и он вышел в Штатах. По мнению знатоков (сам я не слышал эту пластинку), на этом LP присутствуют чуть ли не самые совершенные вокальные партии за всю карьеру Кларка. Однако сам он их ставит не слишком высоко, что вполне понятно.
Пока Кларк из всех сил косил под Пола Роджерса, его коллеги вернулись домой, переименовали себя в High Broom, выпустили неплохой сингл Dancing in the Moonlight, но альбом так и не смогли выпустить. Кажется, он по сей день не вышел. Так закончилась история Jason Crest. Если не точкой, то многоточием. После этого Джон Селли вернулся в Гамбург, женился на девушке, с которой познакомился во время работы там и стал играть с Les Humphries Singers, прогремевшими по Европе с Mammy Blue. Гитарист Дерек Смоллкомб присоединился к Samuel Pordy – как часто бывает с хард-рокерами, эта группа смогла выпустить свой единственный альбом только в ФРГ. Пребл, Беннет и Добсон создали трио Montage – своего рода «наш ответ» Кросби, Стиллзу и Нэшу. Но их единственный альбом тоже не был выпущен… К середине 1971 года Терри Кларк помирился со Смоллкомбом и ударником Сиггери. Эта троица основала Holy Mackerel, позиционировавшуюся как «главную британскую группу кантри-рока». После того, как обанкротился инди-лейбл, Santa Ponsa, на котором они издавались, имена наших героев перестали появляться на страницах ведущих музыкальных изданий.
Вспомнили о них на волне всплеска интереса к психоделии и фрикбиту уже в восьмидесятые, тогда-то группа и приобрела статус культовой. В 1998 году все сохранившиеся записи JC были изданы на CD. Информация о том, чем занимаются музыканты сейчас, крайне скупа. Собственно говоря, единственное, что я знаю – то, что они все живы. Также пока не удалось узнать – были ли у них концертные реюньоны. Студийных однозначно не было.