Pole

Штефан Бетке говорит, что с технической точки зрения его музыка устроена довольно несложно: «Её атмосфера распадается на три слоя: на самом верху потрескивание, в середине - аккорды, внизу – бас-линия. Можно слушать всё это по отдельности, а можно и всё вместе. Функционировать это будет и в том, и в другом случае. Музыка Pole состоит всего лишь из одного синтезатора и пары дешёвых приборов, искажающих звук. Техника не должна побеждать тебя. Самое главное – это атмосфера. Если ты хочешь сделать что-то новое, ты можешь мыслить только в терминах атмосферы. Потому что все мелодии уже написаны, каждый возможный бит запрограммирован, каждый гитарный аккорд сыгран. Ты не можешь найти новую структуру в музыке. Единственное, что ты можешь делать – это работать с атмосферой. Это очевидно. Рано или поздно это понимает каждый.»
Слово «Pole» следует понимать как «Полюс», имеется в виду четырёхполюсный фильтр фирмы Waldorf. Фильтр – это прибор, стоящий на пути электрического сигнала. Фильтр, понятное дело, фильтрует, то есть какую-то часть сигнала пропускает, а всё остальное – подавляет. В обычной звукозаписывающей практике фильтры используют, чтобы очистить сигнал от искажений, то есть, грубо говоря, отрезать лишнее и смягчить углы. Но Штефан использует свой знаменитый фильтр вовсе не для этого.
Четыре года назад Штефан Бетке жил в Кёльне и зарабатывал на жизнь тем, что сидел за микшерным пультом – то есть работал звукоинженером и продюсером. Как-то в Кёльн приехали берлинцы Томас Фельман (Thomas Fehlmann) и Гудрун Гут (Gudrun Gut) – они собирались внедрить в кёльнскую ночную жизнь свой клуб Ocean Club.... О том, кто такой Томас Фельман, я не так давно имел удовольствие рассказать. Гудрун Гут – тоже довольно известная фигура в независимой немецкой поп-музыке, она начинала свою деятельность в начале 80-х вместе с Einsturzende Neubauten. Впрочем, это отношения к делу не имеет.
Так вот, Томас Фельман и Гудрун Гут остановились пожить у Штефана Бетке, а в качестве платы за постой – и вообще дружеского жеста – подарили ему этот самый четырёхполюсный (то есть очень непростой) фильтр фирмы Waldorf. И подарили так неудачно, что фильтр выпал из рук и ударился об пол.
Иной вариант той же самой истории утверждает, что прибор уронили на пол за день до того, как подарить.
Как бы то ни было, но Штефану в руки прибор попал со слегка погнувшейся крышкой. Что, конечно, не проблема. Но вот когда новый хозяин подключил чудо-фильтр к выходу ритм-машины, то из колонок раздался лишь треск и хруст. Фильтр хрустел даже и без постороннего источника звука. Штефан решил отнести его в ремонт, а пока занялся своими текущими делами – то есть программированием ритм-компьютера и бас-синтезатора.
Фильтр стоял и хрустел в углу недели две. У Штефана была идея, что этот звук похож на хруст грампластинки, ритм-машина, снабжённая этим хрустом, звучала более человечно и аналогово. Но вдруг Штефана осенило: ритм-машина и вовсе не нужна, звук фильтра - это и есть его новая музыка.
«Я постоянно мучился с программированием бита, - поясняет музыкант. – Я воспринял этот хруст как чудесное избавление от недуга. О ритме, о бите, о до смерти надоевшем бас-барабане я мог больше не беспокоиться... Фильтр хрустит случайным образом, не повторяясь, и при этом после каждого включения – по-новому. Неопределённость этой ситуации позволила мне строить саунд, не заботясь о бите. Отсутствие бита заставляет слушателя, наконец, обратить внимание на другие элементы музыки.»
На первом – синем – альбоме проекта Pole знаменитый треск слышен громче всего. От альбома к альбому его становится всё меньше и меньше. А баса и даба – всё больше и больше.
На вопрос, какая с его точки зрения, самая главная особенность его музыки, Штефан Бетке отвечает: «Sorgfalt» - то есть «тщательность, добросовестность».
Безусловно, это на редкость тщательно и добросовестно сделанная музыка.
Да и сам Штефан выглядит добросовестным человеком, он – очень спокойный и уравновешенный тип, при этом несколько склонный к полноте: этакий увесистый немецкий даб-медведь.
Штефан Бетке с младенческого возраста изучал фортепиано. Жил он в Дюссельдорфе. Штефан обитал в одной комнате со своим старшим братом и вместе с ним слушал музыку 70-х – джаз-рок и арт-рок. Потом наступил панк в виде групп Chrome и Wire. Пластинки, которые Штефан начал покупать себе сам, были нью-йоркским джазовым авангардом: Fred Frith, Arto Lindsay, John Zorn. Британский индустриальный коллектив Throbbing Gristle он тоже не обошёл своим вниманием. Понятное дело, прилежному стучанию по клавишам настал конец.
«Это очень типично для Германии – вздыхает Штефан, - когда ты изучаешь классическое фортепиано, ты должен делать только это и больше ничего, нам буквально запрещали слушать джаз. Меня это просто выводило из себя... Сдав выпускной экзамен, я тут же продал свой инструмент.»
Штефан вошёл в состав андеграундной джаз-рок группы Perlen vor die Saeue («Бисер перед свиньями»). Он играл на фортепиано и обслуживал семплер. Группа издавала свои композиции на магнитофонных кассетах и участвовала в фестивалях андеграундной музыки, которые проходили буквально в лесах – точнее говоря, в своего рода пионерском лагере для инициативной молодёжи.
«Группы из Кёльна и Дюссельдорфа выпендривались друг перед другом, потом разъезжались по домам и быстро записывали кассеты с тем, что они подсмотрели у конкурентов во время этих сходок, - рассказывает Штефан Бетке. – Было это в 1984-87.
Потом я увлёкся хип-хопом. Сначала из нашей группы ушёл барабанщик – ритм-машина сделала его присутствие ненужным, потом я пришёл к выводу, что бас аналогового синтезатора куда глубже и мягче, чем всё, на что способна бас-гитара. Ушёл и басист. Я остался один. И переехал в Кёльн. Было это в начале 90-х. Я предпринял ещё одну попытку войти в состав живой группы, объединявшей проигрыватель грампластинок, ритм-машину, синтезатор Minimoog и живого басиста. Звучали мы почти как драм-н-бэйсс.»
А что с техно?
«Техно как явление меня очень заинтересовало. Разумеется, жёсткость и минимализм саунда – это вещи привлекательные. Техно – одно из самых революционных музыкальных явлений ХХ века. Если ты игнорируешь техно, то с тем же успехом ты можешь позволить себе игнорировать и джаз, и панк, и любой другой важный стиль музыки... Я техно не игнорировал, но, будучи человеком нетанцующим, всё-таки остался за бортом. У меня до сих пор нет ни одной техно-пластинки.»
Но при этом музыка проекта Pole была воспринята как новое слово именно в техно...
«Конечно, я слушал много техно, но лишь находясь в клубе. Должен, однако, признаться, что в какой-то момент я вообще перестал слушать и покупать музыку: я не мог работать над своим саундом, в моей голове постоянно звучала чужая музыка, мне нужно было, так сказать, очистить от неё свою голову. Когда я работаю над своей музыкой, я не слушаю чужую. А иначе дело кончается тем, что ты стремишься воспроизвести звук своих любимых пластинок. Когда ты вдруг начинаешь отдавать себе в этом отчёт, то впадаешь в депрессию и тебя начинают грызть сомнения и комплекс неполноценности. Я через всё это не раз проходил. До тех пор пока со мной не случился Pole.»
Дебютный альбом проекта Pole был встречен очень тепло – и в Германии, и в Великобритании.
Музыкант стал много разъезжать и давать живые концерты. К его большому удивлению (и удовольствию) один раз в Манчестере публика пустилась в пляс. Впрочем, как я понимаю, это какое-то невероятное исключение.
Музыка проекта Pole воспринимается как нечто родственное минимал техно. Жёсткие крупинки хруста выстраиваются в своего рода ритмический узор, однако Штефан Бетке уверяет, что вовсе не семплирует хруст своего фильтра, он совершенно хаотичен и записан в живую. То есть Pole к техно – в его обычном понимании – вообще говоря, отношения не имеет.
А к дабу?
А вот к дабу имеет. Точнее говоря, с дабом случилась довольно странная история. Записывая свой первый альбом в качестве проекта Pole, Штефан Бетке никакого даба в виду не имел. Музыкальным критикам, однако, было очевидно, что перед ними – именно даб, причём минимал даб, примерно того же сорта, который издаёт берлинский лейбл Basic Channel.
Надо сказать, что Штефан Бетке, записав свой первый альбом в Кёльне, переехал жить в Берлин и, помаявшись год без работы, действительно, устроился звукотехником в знаменитую студии Dubplates and Mastering, которая имеет непосредственное отношение к магазину Hardwax и лейблу Basic Channel. Именно в этой студии Штефан впервые и познакомился с ранними даб-пластинками с Ямайки. Несмотря на то, что он некоторое время проработал в студии Dubplates and Mastering, которая, как следует из названия, занимается нарезкой виниловых грампластинок, Штефан вовсе не влился в довольно непрозрачную тусовку вокруг лейбла Basic Channel, так и оставшись посторонним. Иными словами, несмотря на то, что проект Pole звучит очень похоже на Basic Channel, Штефан Бетке дошёл до своего саунда совершенно самостоятельно, выйдя не из техно, а из джаз-рока и хип-хопа.
Что такое для тебя даб?
«Даб для меня – это метод. Меня не очень интересует философия даба, Растафари, Jah... я не религиозный человек... Даб имеет отношение к продюсированию: это использование одного аккорда, огромного количества эффектов и глубокой, тёплой бас-линии, которая всё это скрепляет. Мне нравится и то, что ты вовсе не должен уметь хорошо играть на гитаре. Наиболее интересные звуки делаются за микшерным пультом – например, убивая высокие частоты, сдвигая всю панораму в правый канал и посылая в левый эхо... Иногда кажется, что эхо идёт у тебя из-за спины. Меня впечатляет в дабе техническая сторона дела. Мне нравится то обстоятельство, что трек рождается именно вследствие манипуляций с микшерным пультом.»
Несмотря на то, что именно треск вызывает столько интереса к музыке проекта Pole, очевидно, что весь смысл сухого треска состоит в контрасте с мягкими и глубокими аккордами и толчками...
«Да! – восклицает Штефан, - басы! Бас обеспечивает тепло. Я не могу жить без баса!»
Что такое хороший бас?
«Бас должен давить вниз... быть глубоким... по настоящему глубоким».
И изменчивым?
«Ах, это зависит... Иногда? Не всегда... Это такая вещь... Существует невероятно большое количество пластинок, на которых басс-пассажи безумно сложны, написаны в 12-титактовой схеме и меняются лишь на 32-ой такт, к тому же есть вступление и финал, есть части A, B, C, D и E, и ревербератор перепрограммируется каждые тридцать секунд... И всё равно всё вместе звучит совершенно неинтересно... какая-то на редкость безмозглая каша! Мои бас-линии, наоборот, крайне просты.»
Сам Штефан называет свою музыку городским дабом. Под городом он имеет в виду, конечно, Берлин.
Лишь в Берлине он смог утолить свою тоску по большому городу.
«Архитектура вдохновляет, - говорит музыкант. – Для меня берлинская архитектура – это настоящий даб. Совмещение самых разных стилей, разных пространств. Некоторые дома отреставрированы... а рядом – настоящие руины, паузы. Ты видишь фасад, арку, входишь в какой-то туннель... Ты ожидал выйти на параллельную улицу, а оказался в каком-то бесконечном проходе, идёшь, идёшь, идёшь, так проходит 20 минут... наконец, ты видишь впереди свет, а там - ещё один фасад, но уже в каком-то совершенно новом для тебя районе. Это самое настоящее эхо. А Кёльн, например, - более узкий, понятный, обозримый. И тамошняя музыка тоже - короткая, спрессованная, с большим количеством ударных...»
На заднем плане в треках проекта Pole происходит масса каких-то мелких событий. Вроде бы раздаются голоса, проезжает поезд, шумит улица, но точно сказать, что это такое, нельзя.
Штефан Бетке для записи за пределами студии использует хитрые микрофоны, которые вставляются в уши как наушники плейера. Ты видишь, что идёт человек и слушает свой плейер, а на самом деле он записывает всё, что звучит вокруг него.
Штефан признаётся, что пока не придумал, как интегрировать в свою музыку человеческий голос. Но как-то обозначить человеческое присутствие ему хочется. Поэтому на заднем плане появляются звуки, которые могут восприниматься как акустические следы городской жизни. Следы не столько чего-то конкретного, сколько какой-то не очень понятной, но заведомо немёртвой активности.
Разумеется, Штефан Бетке – не лезущий ни в какие ворота перфекционист. Его - на первый взгляд – довольно пустынная музыка – результат огромной работы.
«Я бы хотел подчеркнуть, что существует принципиальная разница между вниманием к детали и тем что называется «поверхностным подходом», - говорит музыкант. – Я затрачиваю массу времени и сил на то, чтобы уменьшить структурную суматоху в треке - шаг за шагом, слой за слоём... до тех пор, пока я не добираюсь до некоторого фундамента, на который могу положиться.»
После того как Штефан согласился с тем, что о музыке допустимо говорить в архитектурных терминах, я думаю, мы можем представлять себе процесс его работы как выкапывание стен из груд мусора.
В результате деятельности по ликвидации излишней аудиоматерии и тонкой подгонки друг к другу того, что осталось, у Штефана получается кусок музыки примерно в две минуты длиной. Его уже можно повторять в цикле бесконечно, он не утратит от этого своей динамики и своего напряжения.